Александр АФАНАСЬЕВ

РОССИЯ И ЕВРОПА В КОНТЕКСТЕ УКРАИНСКИХ СОБЫТИЙ

    Историческое сосуществование России и Европы следует определить как многовековое балансирование на грани войны и мира, вражды и дружбы, соперничества и сотрудничества, противоборства и родства. Все эти противоречивые явления нашего совместного исторического прошлого в объективном плане определяют тонкость, хрупкость и парадоксальность современных взаимоотношений России и Западной Европы. Наши сложные и запутанные отношения с Европой можно обозначить в целом термином «уравновешивание». Этот термин вмещает в себя обозначение некоего бесконечного колебательного процесса, постоянно стремящегося выйти за рамки взаимоприемлемого равновесия, с трудом восстанавливающего мирное статус-кво и вынужденно удерживающего общее равновесие, жизненно необходимое для существования, как России, так и Европы.

              До ноября прошлого года мы имели некоторые, преимущественно формальные, основания квалифицировать отношения России и Европы как в принципе уравновешенные. Об этом свидетельствовал, например, постоянно поддерживаемый российско-западноевропейский мирный переговорный процесс, осуществляемый по широкому спектру вопросов и проводимый на самых разных уровнях. Сюда следует отнести и включение России вроде бы на равных в постоянно действующий «клуб» шести ведущих западноевропейских государств, плюс тесно связанная с ними Япония. В этом же ключе шло налаживание партнёрских взаимоотношений с военно-политическим блоком НАТО, который в последнее время заметно смягчил свою враждебную риторику в отношении России. Вступление России в ВТО, хотя и с оговорками по деталям, но тоже следует отнести к определённым формам общего российско-западноевропейского позитивного сближения. Дипломатические переговоры российских представителей с руководством Европейского Союза об отмене визовых барьеров, несмотря на их явную затяжку и уклончивость, по общему замыслу должны были бы вывести российско-западноевропейские межгосударственные отношения на уровень долгосрочного стратегического партнёрства.

             И вдруг в течение последних четырёх месяцев ситуация во взаимоотношениях России и Европы меняется коренным образом. Мы вновь входим в затяжную полосу жёсткой конфронтации. Причём конфронтации не только информационной или идеологической, которая, с огорчением следует отметить, не прекращалась со стороны Запада даже в самый-самый «демократический», с европейской точки зрения, ельцинский период существования новой России. Сейчас эта постоянно тлевшая ранее идейная конфронтация приобрела характер межгосударственного конфликта - острого, политически акцентированного и даже с бряцанием оружием. Сегодня можно прямо говорить о наступлении очередного глубокого кризиса в российско-западноевропейских отношениях, спровоцированного событиями на Украине. Казалось бы, нежданно и негаданно для себя Россия и Европа вернулись не только в политической риторике, но и во внутренней напряжённости своих отношений даже не к временам холодной войны, а к предвоенным 1938-му - 1939-му годам, характерным скрытым маневрированием, формированием военных блоков и ускоренной подготовкой к войне.

              Чем объяснить столь внезапный переход от, казалось бы, безоблачного мирного сотрудничества России и Европы к прямым взаимным угрозам и откровенной демонстрации военной силы друг перед другом? И что в своём существе представляют события на Украине, сдетонировавшие этот резкий переход? У украинских событий есть две стороны – собственно украинская, или внутриукраинская, и внеукраинская - международная и даже в какой-то степени общемировая. Во внутриукраинском плане речь идёт о тщательно спланированном, хорошо подготовленном и осуществлённом при активной финансовой и политической поддержке Запада националистическом государственном перевороте. Под лозунгами свободы и демократии экстремистски настроенное агрессивное «западэнское» меньшинство совершило антиконституционный и антидемократический вооружённый акт с целью устранения законно избранного президента и навязывания основной массе населения своей агрессивно-воинствующей воли. Пикантность ситуации добавляет то, что либеральные современные лозунги «свобода» и «демократия» служат украинским ультрарадикалам специфическим фоном и, по существу, прикрытием для возрождения националистических идей Степана Бандеры, служившего верой и правдой Гитлеру и фашистской Германии и организовавшего в годы войны на Галичине массовую резню русских, евреев и поляков.

                 Запад стремится представить украинские события как политический кризис сугубо странового масштаба – как «внутреннее дело» самой Украины и украинского народа. В пропагандистском плане на Западе замалчиваются или подаются в благообразном ключе факты подстрекательства украинских «повстанцев» со стороны официальных представителей Европейского Союза и Соединённых Штатов Америки. В западных СМИ подчёркивается якобы «мирный» характер украинской «революции» и либо совсем не упоминаются погибшие бойцы «Беркута», либо все убитые (около сотни человек) объявляются исключительно «жертвами» правящего режима. Акцентируя внимание исключительно на «революционной массе» и её «законных» требованиях свободы и демократии, руководители ЕС и США в своих заявлениях по Украине как бы забывают о том, что Виктор Янукович был демократически избранным президентом страны и что европейские наблюдатели признали президентские выборы 2010 года законными. Отдавая себе отчёт в том, что национализм, фашизм и экстремизм на Украине слишком далеко и чересчур широко выплеснулись из берегов толерантно понимаемой на Западе либерально-демократической «революции», западноевропейские лидеры дружно призывают сейчас российское руководство принять участие в стабилизации обстановки на Украине и тем самым «помочь» братскому украинскому народу. Столкнувшись с возмущением и негодованием российской общественности, они делают недоумённый вид и даже угрожают России «ответными» санкциями.     

                 К сожалению, Украина – далеко не единственный и вовсе не случайный очаг напряжённости в российско-западноевропейских отношениях последнего времени. После развала Советского Союза и слома вынужденного равновесия двух враждебных мировых идеологических и военно-политических систем в мире стал устанавливаться новый порядок. В официальных декларациях его идеологию определил универсальный принцип всеобщей демократии, конечной целью провозглашена идея мировой глобализации, а в качестве главного средства определён гуманистический либерализм, предполагающий мирное эволюционное развитие событий и утверждение на планете Земля духа всеобщей толерантности. Формирование нового мирового порядка взяли на себя Соединённые Штаты Америки – сильнейшая мировая держава, признанный Западом лидер и оплот демократии, победитель в холодной войне, ознаменованной разрушением Советского Союза и сокрушением коммунистической идеологии. Европа, благодарная США за победоносную реабилитацию буржуазных ценностей и собственное «спасение» от коммунистической угрозы, безоговорочно согласилась на роль активного помощника США в утверждении нового мирового порядка под эгидой Соединённых Штатов Америки.

                  Россия отстранённо наблюдала за событиями в Ираке и Афганистане. В Югославии приняла участие в конечном урегулировании ситуации в пользу Соединённых Штатов Америки. «Цветные революции» в Грузии и на Украине не приветствовала, но и не протестовала против них. При решении вопроса в ООН о вторжении Запада в Ливию заняла непротивленческую позицию. И только в отношении Сирии и Ирана руководство нашей страны выразило несогласие с агрессивной политикой США, проводимой совместно с Евросоюзом. При этом российская точка зрения, поддержанная мировой общественностью, создала впечатление некоей «победы» России над США и Европой, хотя президент России старался тактично щадить самолюбие западноевропейских лидеров. Этот частичный и, возможно, кратковременный успех российской дипломатии в Европе поспешили приписать возрождению российского «имперского духа». Фактически же Россией двигали вовсе не имперские амбиции, а исключительно чувство самосохранения перед реальной угрозой безопасности собственной страны. Ибо кольцо нарастающих угроз вокруг России неуклонно сжималось, а при нарушении суверенитета Украины весьма влиятельные люди в США и Европейском Союзе уже весьма недвусмысленно дали понять российскому руководству, что следующей за Украиной будет именно Россия.

                 Разумеется, сопротивление в мире специфически понимаемому американскому «порядку» будет всё больше нарастать, ибо в нём больше реального хаоса, чем действительной упорядоченности. Соединённым Штатам Америки с этим нарастающим сопротивлением придётся считаться. И решающее слово здесь должны сказать именно Россия и Европа. Их интересы, хотя и расходятся между собой, но не совпадают полностью и с американскими интересами. Зависимость от США тяготит Европу не в меньшей степени, чем Россию. На этой почве у России и Европы вполне возможно формирование некоего общего консенсуса, основанного на взаимно обусловленном интересе. Однако проблема балансировки российско-западноевропейских отношений коренится не только в разногласиях по конкретным практическим вопросам в каждый отдельный временной отрезок, как это, например, произошло с Украиной. Эта проблема уходит вглубь веков и в теоретическом плане сводится к решению гипотетической задачи, считать ли Россию европейским государством (то есть органической составной частью Западной Европы), либо относить её к азиатским или каким-то другим особым типам государств, стран и народов, выпадающих из системы и структуры западноевропейской цивилизации.

               Мы сами очень непоследовательны в нашем отношении к Европе. В вышедшей в 2010 году книге «Пришествие нации?» главный редактор журнала «Москва» Сергей Сергеев, утверждая, что русский национализм есть последний шанс России, вводит термины «другая Европа» или «Русская Европа». Уточняя свою точку зрения оппоненту Сергею Иванникову на интернетовском форуме, Сергеев поясняет: «Я всё же считаю русских европейцами, хоть и своеобразными, запаздывающими». В книге же утверждает: «Понимание России как другой Европы гораздо более продуктивно, реалистично, наконец, ближе к историческим фактам, чем пресловутое евразийство». Все надежды на благополучное европейское будущее России автор связывает с тем, что русские наконец-то, по его мнению, состоятся как европейская нация и, утвердив себя как доминирующий этнос в России, окончательно вольются в Европу.

                На протяжении всего своего тысячелетнего развития Россия была и остаётся именно другой Европой, но не отсталой или запаздывающей, а вполне самостоятельной, идущей с условной, абстрактно воспринимаемой Европой параллельным курсом. Можно сопоставлять Россию конкретно с Германией, Францией или Великобританией на определённых этапах их развития и говорить о российской «отсталости» в сравнении с каждой из них в каких-то конкретных областях. Однако следует учитывать, что России в её  историческом развитии всегда приходилось ориентироваться не столько на каждую из европейских стран в отдельности, сколько на весь комплекс их суммарного развития, учитывая при этом не только сильные стороны, но и несомненные слабости конкретно взятого европейского государства. Именно потому Россию не очень заботили отдельные «выдающиеся» достижения той или иной европейской страны, что она, будучи другой Европой, соперничала, в конечном счете, не с ними, а с Европой в целом, имея за своей спиной ещё и другую Азию. В силу этого Россия развивалась всегда и развивается ныне не в соответствии с чьими-то субъективными оценками и пожеланиями, а сугубо по своим внутренним законам, строго ориентируясь не на возможность или допустимость того или иного своего исторического шага, а на его необходимость и неизбежность.

                Реалии пока таковы, что на протяжении всего минувшего тысячелетия в партнёрских отношениях России с другой Европой наша страна рассматривалась последней исключительно в качестве младшего партнёра - чем-то наподобие преданного и абсолютно здравомысленного крестьянина-оруженосца Санчо Панса при благородном рыцаре Дон Кихоте. В качестве крепкого и надёжного оруженосца, спасавшего всякий раз Европу от ею же затеваемых опасных авантюр, Россия всегда приветствовалась и наделялась лестными эпитетами. Но по миновании опасности нашей стране надменно указывалось на её лакейко-варварское место, а потом, при очередном сгущении туч, вновь начинались игры в любовь и уважение. В этом плане нельзя не согласиться со скептицизмом трезвого и вдумчивого аналитика Виталия Третьякова в его оценке современных российско-американских и российско-европейских отношений. «У меня, - подчёркивал он, - нет никакого сомнения в том, что США пожертвуют Россией и всеми остальными, как только для них возникнет какая-то реальная опасность. И Евросоюз пожертвует Россией». Мы, действительно, видим сегодня, как в условиях углубляющегося мирового финансово-экономического кризиса и США, и Евросоюз, вместо объединения усилий в поисках плодотворных общих решений, проявляют готовность и способность жертвовать чем угодно и кем угодно ради спасения собственного весьма комфортного благополучия. На фоне лицемерной европейско-ливийской войны, своекорыстного американо-иранского противостояния и инспирированных извне бунтов низов против верхов в арабском мире всё больше крепнет убеждение, что Россией они пожертвуют в первую очередь и с превеликим удовольствием.

               События на Украине со всей очевидностью выявили и продемонстрировали тот факт, что США и Европа вознамерились принести эту страну в жертву своим пошатнувшимся экономическим и политическим интересам, не считаясь с личными судьбами и частными интересами 40 миллионов людей. И если бы этот авантюрный фокус удался на Украине, вряд ли что-то и кто-то удержал США и Европу от повторения его уже применительно к большой России, много веков вызывающей у Запада одновременно чувство страха и вожделения: страха перед неминуемостью отпора и наказания и вожделения от возможности удовлетворения (наконец-то!) неудержимого меркантильного соблазна. 

                Николай Надеждин в статье «Европеизм и народность в отношении к русской словесности» (1836) писал: «Нам надо ещё учиться, да, учиться у Европы; но не с тем, чтобы потерять свою личность, а чтоб укрепить её, возвысить!». Завет, высказанный почти двести лет назад патриотически настроенным русским интеллигентом, как никогда актуален именно сейчас. Европа идёт по своему третьему уже тысячелетию собственным путём – в чём-то романтическим, романо-провиденческим, а в чём-то декадентским, пангермано-роковым. Это её выбор и её путь. В духовном романтизме мы с ней солидарны, но от духовного упадочничества нам её не удержать. События на Украине, при всём их личностном трагизме и социально-политическом драматизме, имеют для России и несомненные плюсы. Мы вновь обрели право быть самими собой и продолжить свой исторически обусловленный российский самобытный путь – путь проб и ошибок, поисков и обретений, поражений и побед, страданий и радостей. Что бы ни говорили самоуверенные и громогласные европейские и наши доморощенные апологеты наднационализма, глобализма и космополитизма о преимуществах общемирового толерантного единообразия и неизбежности гибели отдельных наций, этносов и народностей, мы всё же рискнём идти по жизни своим параллельным историческим курсом, и пусть сама история нас рассудит.

                 Игра в бедных, но очень обидчивых родственников, в которую мы всё прошлое тысячелетие играли с нашими братьями-европейцами, в новом тысячелетии теряет всякий смысл, ибо правила игры в этом веке будут резко меняться. Может статься, что сами европейцы, превратившись в свою очередь в «бедных родственников», воспылают к нам пылкой любовью и воззовут к нашим родственным чувствам для обеспечения их безбедной старости. Всё может быть. Главное для нас в таком случае – не впасть в гордыню и не дать поймать себя на мании величия. То есть не изображать из себя спасителей человечества, а опять-таки оставаться тем, чем мы есть на самом деле – нормальными, здравомыслящими и честными людьми, не желающими никому зла, но и не изображающими из себя ангелов добра.