Александр Афанасьев

МОСКВА И МИР.

ГРОМКОЕ ДЫХАНИЕ

СТАРИННОГО МИРНОГО ГОРОДА

        Москва просыпается не от криков петухов. Поутру в ней не услышишь дружного мычания собираемых в стадо и выгоняемых на пастбище коров. В уши не ударит надрывное блеяние привязанных за колышек на травяных полянках ягнят и овечек. Не раздастся кудахтанье над рассыпанным зерном кур, сзывающих цыплят к утренней трапезе. В полдень не остановится в зените над городом, затрепетав своими невидимыми крыльями, и не зазвенит своим жизнеутверждающим пением жаворонок. Вечером натужно не заскрипят колодезные журавли, чтобы напоить живительной влагой возвращающиеся домой стада и утолить дневную жажду одуревших от зноя огородных растений. И не зазовёт к полуночи парней и девушек разудалый деревенский гармонист, расточая сладкими распевами баяна обещания любви и счастья.

         Такое и не во всякой деревне сегодня в России встретишь, а про город, да такой большой, как Москва, и говорить нечего. Утро здесь начинается с дребезжанья трамвая и ритмичного, раздающегося далеко по округе, стука его стальных колёс по стыкам стальных рельсов. Одновременно начинают громыхать подъездные лифты, натружено скользя по этажам и громко хлопая дверьми. Потом выходит на свой повседневный «врачебный обход» по заставленным машинами московским дворам огромный мусоровоз, громко пыхтя, раздражённо ворча и нещадно громыхая опустевшими баками. А вот и неизменный в погожие дни перфоратор заводит свой бесконечный зубодробительный разговор, злобно вгрызаясь в асфальт, словно в глотку заклятого врага. Наконец, к полудню приходит в мощное слитное движение весь машинно-строительно-индустриальный парк столицы, создавая привычный шумовой фон с более чем достаточным количеством децибелов.

         Вечером город успокаивается медленно и неохотно, продолжая инерцию монотонного могучего гудения. Стихает он как бы против воли, выражая своё недовольство самыми разными способами – от гудков клаксонов до дурашливых криков припозднившихся прохожих. Но это в обычные дни. Перед праздниками же и в первый день праздников его угомонить почти невозможно. Приняв «на грудь» изрядную дозу спиртного, город дуреет и громко исторгает из себя всю накопленную за трудовую неделю дурноту, оккупируя детские площадки, раздирая уши запущенными на полную мощь магнитофонами и оскорбляя дерзким ором благонравных столичных обывателей. Засыпает Москва тяжело, вздрагивая от ночных криков и одиночных разрывов шумовых петард.

         Этот надрывный звуковой фон города, агрессивно давя на уши и души столичных жителей, грубой завесой заслоняет от нас другую Москву – живую, лиричную, человеческую. Москву малых детей, с распахнутыми на большой мир невинно-любопытными глазами. Москву зелёных растений, с их ласковой, трепетной листвой и благовонным дыханием – будь то оживляющая всё весна, зрелое лето или багряная осень. Москву наших братьев меньших, гуляющих с хозяевами и без них по улицам, или прыгающих с ветки на ветку, или бегающих по дорожкам парков с листьями на своих игольчатых спинах. Наконец, Москву миллионов самых разнообразных птиц, наполняющих небо столицы стремительным, свободным хлопаньем крыльев и бесподобными, ни на что не похожими, только им присущими криками.

         О птицах-то и пойдёт особый разговор. С раннего утра и до позднего вечера, не обращая внимания на оглушающий грохот машин и стремительную круговерть многонаселённого города, городские птицы живут своей особой жизнью, установившейся испокон веков. За промелькнувшее неполное тысячелетие, с многочисленными его крутыми переменами социального и индустриального порядка, жизнь городских птиц практически не претерпела изменений. Всё так же, как девятьсот лет назад, над городом летают и копошатся в земле дружные, говорливые стайки воробьёв. Радуют глаз своими безукоризненными формами и согревают душу своей незлобивостью семьи сизых голубей. Безобразничают хулиганы-стрижи, пролетая пасмурными вечерами почти перед самым носом и дерзко вереща своим пронзительным свистом. Степенно шагают матроны-вороны, посверкивая своим всевидящим чёрным оком и призывая птичий мир к порядку своим грубым скрипучим карканьем.

         По весне регулярно навещают Москву скворцы и грачи. Летом как бы ниоткуда появляются трясогузки, стремительно порхают по городским улицам, изредка деликатно посвистывают и без лишней показухи  очищают почву от всякой нечисти. Поздней осенью налетают большие стаи свиристелей, чтобы полакомиться изобильной ягодной россыпью городских рябин. Их сменяют юркие вездесущие санитары-синицы, наполняющие столичный воздух своим похожим на долбёжку «пением» и по-хозяйски добросовестно делающие свою важную для городских деревьев работу. И надо всем этим разнородным птичьим миром царят московские соловьи. Непонятно, когда и чем они питаются и откуда у этих маленьких городских пичуг такой неповторимый дар пения, но они поют весь день, и их пение поражает слух виртуозностью и наполняет душу благодарной радостью.

         А замечал ли кто-нибудь, как ведут себя наши птицы на рассвете, рано-рано, когда только нарождается новый день? Как робко и тихо первыми оповещают мир о своём пробуждении те же самые пилильщицы-синицы. Как, по-домашнему баюкая друг друга, воркуют над нашими головами голуби. Как грубые вороны, роняют своё «кар», максимально снижая его звук и предельно смягчая его интонацию. Как пробует свой голос соловей, не выдавая на-гора всю песню, а лишь мягко проговаривая отдельные коленца и как бы полоща ими своё занемевшее за ночь горло. Почему так деликатно ведут себя птицы? Потому что они наши друзья и насельники города. Потому что они всё знают про нашу жизнь и понимают, как нам порой бывает не сладко. Потому, наконец, что они своим ранним пением, с одной стороны, хотят подбодрить уже пробудившихся людей и сказать им, что они в мире не одиноки; а с другой, - боятся потревожить ещё спящих, особенно детей.

         Вы скажете: всё это – сплошные враки. Возможно. Но как тогда объяснить, что именно с двух до пяти часов ночи, когда наконец-то крепким сном засыпает труженик-город, стихают не только птицы, но и все ветры, даже если они вечером бушевали вовсю, раскачивая деревья и ломая сучья? Именно в часы, когда мы видим всю сумму вразумляющих нас снов, когда идёт неустанная духовная работа, просеивающая заботы минувшего дня и настраивающая нас на день грядущий. И как же хорошо думается в эти ночные часы: мысль течёт плавно, сама собой, без каких бы то ни было твоих усилий. И ты не знаешь, твои ли это собственные мысли или они вливаются в тебя откуда-то извне – из мира духовной сокровенности.

         Одно я знаю твёрдо: это хорошие мысли. В них если и присутствует эгоизм, то в самой малой дозе. И благословенны решения, к которым приходит человек под влиянием этих мыслей. Ибо все наши дневные решения суетны и зависимы не только от случая, но и от того рутинного хода дел, которые берут нас за горло своей неотложностью и фактическими пленниками которых мы, как правило, являемся. Ночные решения – совсем другой природы. Ночные решения – даже не просто озарения мысли и духа, а мощные выплески обновлённого духа, требующие от человека концентрации всей его воли и подвижнического самопожертвования. Христос провёл в пустыне не только сорок дней, но и сорок ночей, и его ночные мысли сформировали его великое, боговдохновенное «ночное» решение, которое мы благословляем вот уже около двух тысяч лет.  

         Волевое решение Владимира Путина – из разряда ночных мыслей и ночных решений. Оно благое и судьбоносное. Это касается даже не конкретно воссоединения Крыма с Россией, или проявленной твёрдости в отношении бесноватой Украины, или стремления к вскрытию фальши вероломной политики США и Запада в целом. Это всё внешние факторы. Они не отражают и сотой доли того, что за ними кроется внутреннего, чисто духовного. Во внутреннем плане решение Путина равнозначно духовному подвигу, сопряжённому с великим самопожертвованием. Честь и хвала России и российскому народу, которые поняли великую цену этого решения, одобрили его и, по существу, выразили единодушную готовность идти вместе со своим лидером, чего бы это ни стоило – идти до конца. «Уроды», которых в каждой семье хватает (ибо «семья – не без урода»), в счёт не идут: они были всегда и будут вовеки всем и вся недовольными.

         Барак Обама, его самонадеянная команда и уверовавшая в свою исключительность американская элита пока ничего не поняли и не уразумели – ни природу решимости Владимира Путина, ни признаки духовного возрождения России, ни магическую символику пока ещё скрытых, но всё более набирающих силу американских противоречий с европейскими элитами. Злобствуя на Путина и наказывая рублём распрямляющийся российский народ, они вроде бы делают всё, чтобы не допустить возрождения России. Но, господа, новая Россия ведь уже родилась! И пусть она пока ещё младенец, но её рост и её стремительное развитие уже не удержать, как не остановить росток дерева, пробивающегося через асфальт. Более того, чем больше будет крику, угроз и гонений, тем будет физически крепче и духовно закалённее развиваться малыш. Таков закон природы!

         Не те времена, господа! Москва и Россия сегодня прочно связаны с миром. А мир состоит не только из алчных и продажных элит, стремящихся выжать из каждого текущего дня максимум для себя возможного. Несмотря на все духовные издержки цивилизации, мир всё ещё состоит в своей массе не из эгоистичных самцовых особей, а из обычных людей, жаждущих мира, любви и счастья, рожающих детей, желающих им добра и млеющих от восхитительного, непокупного, свободно льющегося соловьиного пения. И пока мир будет таков, всегда будут востребованы совесть, честь и человеческое достоинство. Этот мир всё видит, всё слышит, всё понимает, и в решительный момент он обязательно скажет своё веское слово. И злодеи будут посрамлены, а добродеям воздастся добром. Такова логика развития мира людей.