К 70-летию Великой Победы.
Сергей Кузнецов
ЧИСТОЕ НЕБО
Этот рассказ написан мною более десяти лет назад. За основу взят реальный случай, когда в 90-е годы прошлого века нашему эмигранту-фронтовику отказали в получении гражданства в США в офисе натурализации, поскольку он настаивал, что во Второй мировой войне победил СССР, а не США. Этот факт тогда возмутил всю русскую диаспору соотечественников.
Считаю, что рассказ не только не устарел, а приобрел «злободневность» именно сейчас, когда на Западе кое-кто усиленно пытаются переписать историю.
* * *
…У него не было другого выхода. Жена умерла много лет назад – поздние роды. Умерла в роддоме. Осталась одна единственная кровинка – дочка. А больше у него никого не было. Сирота круглая. Все родственники погибли в блокаду в Ленинграде.
Бывший фронтовик, зенитчик, прошедший с 41 по 45 год всю войну, с 15 лет – сын полка, узнавший, что такое бомбежки, артналеты участвовавший неоднократно в рукопашном бою, Степаныч (так его звали бывалые солдаты), закончил войну в Берлине.
После смерти жены он так и не нашел себе новой спутницы жизни. Были знакомые женщины. Приходили, уходили, а он оставался один. Вернее, не один, он воспитывал дочку. Она закончила школу, когда началась Перестройка. Степанычу тогда стукнуло 60. Работал он прорабом в Мосстройтресте. Вышел на пенсию. Дочка вышла замуж за однокурсника. Родился мальчик – Димка.
Дедушка жил с внуком на даче с ранней весны до поздней осени. Подрабатывал – сторожил садовые участки. В начале сентября, все дачники разъедутся в Москву, один Степаныч с внуком остается. Хата у него славная – с печкой. Сам ставил. Двойные рамы, бревна в пол-обхвата. Никакие морозы не страшны.
Бывало, задастся погожий осенний денек – Степаныч с внуком в сапогах, с лукошками идут в лес – по грибы. Свистнет Степаныч молодого кобелька-трехлетку, и тот, радостно виляя хвостом, устремляется за хозяином…
Когда Димка подрос и пошел в школу, Степаныч оставался за городом один. Долгими осенними вечерами он сидел за пузатым самоваром и вспоминал эти совместные походы в лес. Пес лежал у его ног и дремал. А чудилась Степанычу почему-то все время одна картина. Сидят они с Димкой на лужайке, полные лукошки крепких осенних опят. Сидят и слушают тишину. Листья на березках уже пожелтели. Но день выдался на славу: солнечный и теплый. Бабье лето. В небе – журавлиный клин. Так тихо, что слышны гортанные крики птиц, прощающихся с родными местами. Небольшой ветерок перебирает листья на деревьях и устремляет прозрачные паутинки куда-то вдаль. И чистое-чистое небо над головой…
* * *
Зятю предложили работу в США, в крупной фирме, в штате Вирджиния. И улетела дочка с мужем и сыном за океан. Там они получили вид на жительство, а затем и гражданство.
* * *
Часы пробили полночь. Закончился 20-й век. 74-летний старик после многих лет размышлений принял нелегкое решение: уехать навсегда к дочке в Америку. Несколько раз он уже туда ездил, но все время его тянуло на Родину. А когда прилетал в Москву, целыми днями плакал – скучал по дочке и внуку.
И вот продал Степаныч все свое движимое и недвижимое имущество и купил билет в одном направлении – на Вашингтон. Долго сидел на могиле жены. Курил, вспоминал. А дома, на проводах, выпив, как полагается, говорил соседям: «Не к чистеньким их лужайкам и пенсии в долларах еду. Пока силы есть, и здесь бы не пропал. Еду к дочке. Куда же я один?» Соседи дружно кивали, мол, не оправдывайся, Степаныч, раз прижились твои на иноземщине, так езжай к ним. Вместе веселее.
* * *
Поселился Степаныч сначала в доме у зятя. Ничего себе домик. Опрятный, в два этажа и еще полуподвал есть, по-ихнему – «бейсмонт».
- Дом большой, а сделан халтурно, - подмечал Степаныч. (Не зря проработал много лет прорабом на стройке). – Стены из дерьма, типа ДСП нашего, тепла не держат. Ткнешь пальцем – и пробить дырку насквозь можно. Снаружи дом отделан декоративным пластиком, под кирпич.
- Обман, сплошной обман! – сетовал Степаныч. Кого эти американцы хотят надуть. Сами же в картонном скворечнике живут. Хуже, чем наши «хрущевки»! К примеру, стиральная машина в подвале работает, весь дом трясется и слышно на втором этаже.
Однажды с соседями конфуз вышел. Женщина как-то пошла вынимать почту из ящика, а Степаныч с Димкой перед своим домом сидел на скамейке.
- Слышь, гражданочка, плиз, - говорит ей Степаныч, - заходи по-соседски, мол, чайку выпьем, поболтаем по-вашему, и по-нашему…
А соседка испугалась и бегом к себе в дом. После ели успокоили. Дочка с зятем объясняют: «Нельзя здесь русские обычаи вводить. Американцы домами не дружат, друг другу запросто в гости не ходят. Только: «Хай. Хау ар ю1». И привет.
- Скажи спасибо, что полицию не вызвали, а то харассмент2 тебе бы пришили, - говорила дочка.
- А я смотрю, косоглазенькая совсем от испуга посинела – смеялся Степаныч, - китайка или японка, черт ее разберет.
Возили Степаныча в Арлингтон. Выбрала ему дочка программную квартиру в хорошем доме. Из окна весь Вашингтон, как на ладони. И «Карандаш» (так русские называют Монумент), и Белый Дом, и весь Молл3.
Люстры, скоростные лифты, чистые коврики – и все это почти что бесплатно – плюс всякие продуктовые заказы, плюс бесплатная медицинская страховка – не жизнь, а малина.
А Степаныч категорически отказывался ехать в эту квартиру.
- Ну как ты, папа, не понимаешь своего счастья! Здесь все так живут. Американцы устраивают своих родителей в специальные дома. Им там весело. Кружки всякие посещают, в бинго играют, в самодеятельности участвуют.
- И, между прочим, там есть даже русские каналы телевиденья, - подтвердил зять. – Отдыхайте себе на здоровье, вы заслужили!
- А кто же с Дмитрием сидеть будет? – спросил старик.
- Дмитрий уже взрослый парень, скоро на права будет сдавать, и твоя опека, папа, ему только мешает, – возразила дочка.
- Вот-вот, и растут здесь одни наркоманы да проститутки. Девчонки с 12 лет курят и занимаются сексом в машинах. Вот такое поколение растет без дедушек и бабушек. Родители круглые сутки заняты только собственным обогащением, а несчастных стариков засадили в резервации, в «золотые дурдома», типа Арлингтонского! Вы только послушайте, о чем говорят эти пенсионеры! Раньше, в России они были хозяевами, имели собственные квартиры, дачи – а кто они теперь – приживалы на шее Америки! Жалкие, убогие старики!
- Папа! Мы тебя будем привозить из Арлингтона на субботу и воскресенье домой! – прервала старика дочка.
- Это для чего же я в вашу Америку приехал, с могилой жены навеки простился, чтобы внука видеть по воскресениям? Да и за огородом кто присмотрит. Вон, как помидоры наливаются. А перец – прямо на ВДНХ – первое место сразу дадут.
- Не позорьте нас, папа, - это уже вмешался зять. – Соседи смеются. У всех подстриженные газончики, а у нас – огород.
- А эти твои соседи или их родители знали когда-нибудь, что такое голод? У них зубы из-за цинги выпадали? А может, они в блокаду варили похлебку из обойной пыли, или прибывали суп из лебеды? Смеются над нашим огородом. Это я посмеюсь над ними, если, не дай Бог ударят в ваших субтропиках морозы градусов под тридцать. И супермаркеты закроют из-за нехватки продуктов, да хиторы4 в домах картонных отключат. Что тогда эти безрукие америкашки будут делать? Не дров наколоть, не воды из колодца принести, не картошки из погреба…
- Будь ваша воля, вы бы всех в колхозы загнали, - сказал зять.
- Никуда я не хочу никого загонять. А вот только наблюдаю за вашими соседями и диву даюсь. Ни чтоб книжки почитать, ни чтобы в театр сходить – придут с работы – и в телевизор. Сидят, глазками хлопают, и жуют попкорн. А что по телеку – сплошной бред, ни для души, ни для чего… Монстры одни круглый день по всем каналам…
- А вы нос не суйте в чужой огород, не в Рязани… - парировал зять. Здесь свободная страна, и каждый делает то, что хочет!
- Вот именно – то, что хочет! А совесть где?
Вопрос Степаныча завис в воздухе.
* * *
Степаныч переселился в Арлингтон. Каждый вечер во дворе собиралась команда – старички и старушки, такие же «осчастливленные» бывшие его сограждане. Разговоры касались медицинских апойнтментов5, сплетен и обсуждения прошлогодних похождений пани Моники и Клинтона. Хвалились также тем, какие машины купили дети и внуки. И каждый с затаенной надеждой ждал субботы, когда приезжали дети и увозили стариков к себе в дома. Нужно сказать, что это случалось не каждый уикенд. Были старики, к которым дети приезжали раз в месяц, а к нескольким – вообще не приезжали. Особенной радостью стариков были дни, когда их дети уезжали на океан, в отпуск и оставляли на них дом и внуков. Старики потом целыми днями рассказывали соседям о своем житье-бытье, словно сами ездили на курорт.
* * *
11 сентября 2001 года Степаныч из окна своей квартиры увидал самолет, когда тот заходил на Пентагон. Включил телевизор. В Нью-Йорке горели башни «Близнецы».
- Ну, вот и все! – подумал Степаныч. – Накрылась Америка большом тазом! И мне конец! И поделом, старому. С 15-ти лет Родину защищал, жизни не жалел, дошел до Берлина. А тут в Америку, к иродам этим поехал!
Схватил телефонную трубку, хотел позвонить дочке – как они там – живы ли? Связи не было. Степаныч не мог ни до кого дозвониться.
Только к вечеру дочка смогла, пробираясь через полицейские кордоны и автомобильные пробки, добраться до отца. Она была вся в слезах.
- Папка! Миленький! Живой! Слава Богу! Этот проклятый программный дом совсем рядом с Пентагоном. Я тебя больше никуда не отпущу. Это я, дура, порадовалась, что тебя можно «на халяву» пристроить в квартиру. И пристроила на свою голову…
Степаныча после 11 сентября перевезли с имуществом обратно – подальше от опасных объектов. Правда, помидоры без полива сгорели, но Степаныч посадил лук и салат.
- Теперь до первых заморозков будем со своей зеленью, - радовался старик.
* * *
И вот наступил момент, когда повезли Степаныча сдавать экзамены на гражданство. Степаныч экзаменов не боялся – английский и история – это его любимые предметы еще со школы. Хоть и возраст уже почтенный, но голова, славу Богу, варит… Дочка отпросилась с работы и повезла его в город. Стоял ноябрь месяц. А на улице – тепло. Солнышко светит. Американцы спешат на работу. Чистенькие газончики зеленеют еще не поблекшей, подстриженной травкой. Скоростное шоссе – ехать одно удовольствие. Вот они небоскребы «даунтауна»6. Въехали в город, как в каменный мешок. Машины снуют, люди бегают… Запарковали машину. Поднялись на скоростном лифте. А там, в офисе – народу – видимо-невидимо. Всех цветов и расцветок, со всех стран. Кто по-китайски, кто по-испански, кто по-английски лопочут. В общем – полный интернационал.
Степаныч по случаю экзамена на гражданство принарядился – одел свой любимый коричневый костюм, который купил на свое 60-летие. И ордена с медалями одел. За взятие Берлина, за Сталинград… А чего стесняться? Четыре года – день в день. За чужую спину не прятался, дважды был ранен…
Вот очередь дошла и до Степаныча. Напротив него сидел аккуратно подстриженный блондин в очках. Костюмчик, галстук, белая рубашечка. Спросил по-английски. За свой английский Степаныч не боялся. В школе учил, а потом в Арлингтоне в бесплатную школу для стариков ходил. В общем, не то, чтобы в совершенстве, но для экзаменов и для своего возраста говорил он вполне сносно.
Блондин спросил, сколько было в США президентов. Степаныч ответил.
- Кто первый президент?
Степаныч опять не подкачал. Затем про Гражданскую войну – Севера с Югом. Это Степаныч назубок знал. Очкастый уже было, решил ставить отметку в бумаге и спросил напоследок самый, вероятно, легкий по его соображению вопрос:
- А кто разбил немцев во Второй Мировой войне?
Степаныч, искоса взглянув на свои награды, усмехнувшись, ответил: «Советский Союз, конечно. Мы, мол, разбили немчуру проклятую».
Белобрысый заморгал: «Подумайте хорошенько, сэр!»
- И думать здесь нечего. Советский Союз разбил Германию.
- Вы не правы, - ответил ему экзаменатор и очки его холодно заблестели.
- Как у Геббельса! – мелькнула в голове у Степаныча.
- А кто же, как вы полагаете? – спросил уже Степаныч у очкастого.
- Конечно, Соединенные Штаты Америки!
И тут, как много лет назад, Степаныч увидел перед собой врага. Он понял, что это – передовая. И сейчас именно от него зависит исход боя, сможет ли он завалить этого холеного фашиста, или нет… в глазах у Степаныча потемнело…
- Ах ты, сукин сын! – закричал Степаныч по-русски на весь зал и встал со стула. – Да я тебе, контра, сейчас твои очки за такие слова разобью! Ты, тыловая крыса, небось, 11 сентября в штаны наделал, а я 4 года под пулями немецкими жизнью рисковал. Вы четырех самолетов испугались, слюни на весь мир распустили. А знаешь, сколько над землей российской таких «мессеров» с крестами летало? Ты знаешь, сколько русских женщин и детей в блокаду с голода умерло, пока вы там со вторым фронтом решали, тушенкой ленд-лизовской отделаться хотели. А сколько русских ребят, друзей моих погибло под Сталинградом!
Очкастый, вероятно по интонации понял, что ему сейчас разобьют очки, задергался и стал визжать, вызывая охрану. Вбежали три здоровенных черных полицейских, стали крутить Степанычу руки. Насилу вырвала дочка.
- Никакого ему гражданства! Отказать навсегда – за хулиганство! И занесите в компьютер – выкрикнул писклявым голосом очкастый.
- Да подавись ты своим гражданством! - крикнул ему вслед Стапаныч.
Старик замолчал, потому что схватило сердце. В машине он положил таблетку валидола под язык. Полегчало.
* * *
Самолет набирал высоту.
- Граждане пассажиры! Наш самолет вылетел из аэропорта Даллас и держит курс на Москву. Просьба воздержаться от курения над территорией США7.
- А дышать над территорией США можно? – спросил Степаныч стюардессу. Та на секунду задумалась, а потом сказала: «Дышать разрешается».
Степаныч закрыл глаза. И ему опять привиделся старый сон: «Листья на березках уже пожелтели. Но день выдался на славу: солнечный и теплый. Бабье лето. В небе – журавлиный клин. Так тихо, что слышны гортанные крики птиц, прощающихся с родными местами. Небольшой ветерок перебирает листья на деревьях и устремляет прозрачные паутинки куда-то вдаль. И чистое-чистое небо над головой…»
Вдруг голова у Степаныча закружилась, он почувствовал необычайную легкость… Затем Степаныч увидал себя, сидящего в кресле, и с удивлением расслышал откуда-то издалека крики…
А потом все исчезло, и перед ним предстало только безграничное, чистое небо.
________________________
- «Здравствуйте. Как дела» (англ.).
- Харассмент – В праве США – преступление, нарушающее неприкосновенность частной жизни преследованием.
- Молл – Национальный Молл в Вашингтоне - главный туристический центр Вашингтона. Простирается на 3 км. от Капитолия до мемориала Линкольна.
- Хиторы - аппараты, нагнетающие теплый воздух в домах (англ.).
- Апойтмент - здесь – направление, визит к врачу (англ).
- Даунтаун – (буквально – «нижний город». В крупных американских городах – деловая, центральная часть города.
- Во времена, описываемые в рассказе, в самолетах российских авиалиний разрешалось курить. Но США запретило курение в самолетах над своей территорией.
Фота из архива автора.
Расскажи друзьям:
|