Людмила Тобольская.
НЕПОВТОРИМЫЙ ДРУГ.
(Глава из книги «Жизнь как неизбежный черновик»).
(Окончание).
А потом трагически погибает мой муж. Черный период моей жизни, когда не помогут ни встречи, ни самые верные друзья. И я набираю Юрин телефон только из Америки, из Техаса.
У него там, в России - Перестройка, ГКЧП, жизнь неузнаваемая, проблемы. У меня своя перестройка, свои проблемы. Но говорим мы не о колбасе, жалко тратить на это драгоценные минуты. Юра расспрашивает меня о Техасе, где я поселилась тогда, и сам рассказывает мне только о своих книжных перипетиях, о новой прозе, успевает прочитать стихотворные строчки. Так что о Юриных критических бытовых трудностях я узнала много позже, уже после его ухода. Да и о моих он даже не подозревал. Зато как радовался он, когда я рассказала ему о том, что его стихи имели огромный успех в Америке!
Произошло это на конкурсе поэзии, устроенном Пушкинским обществом в Нью-Йорке к 200-летию со дня рождения Пушкина. Все стихотворения должны были быть написаны на соответствующую тематику. Я оказалась в числе победителей, и когда нам предоставили возможность после победившего стихотворения прочесть на выбор еще что-нибудь, я сказала, что хочу прочесть стихотворение моего друга - поэта из Нижнего Новгорода Юрия Адрианова. И прочла одно из своих любимых, которое как раз было в тему - «Стихи о третьей позиции». Это о дуэли Пушкина, о нравственной подоплёке секундантства. Успех его стихотворения был головокружительный, меня потом многие расспрашивали о Юре, жюри просило его координаты, обещали послать ему диплом участника. Всё это я рассказала Юре в одном из наших телефонных разговоров. Он был очень тронут, радовался, конечно.
К сожалению, в те времена ни мне, ни ему было не по карману часто переговариваться по телефону через океан, а интернета и мобильников с их бесплатными программами еще и в помине не было. Изредка общались по обычной телефонной связи. Я старалась обязательно поздравить его с Новым годом, звонила на его именины - День Святого Георгия. И опять, как всегда, с ним не получалось никаких разговоров, кроме «настоящих». Радость! Каждый разговор как глоток свежего воздуха!
--------------------------
Когда в 95-м году, начался кровавый этнический конфликт в Сербии, мы, прихожане зарубежной православной церкви, восприняли это с болью и сочувствием к братьям-славянам (тем более, что в те годы еще были живы многие русские эмигранты первой волны, помнившие радушный прием беженцев из революционной России, оказанный сербским королем Александром в 1918 году). Сразу же в литургию была включена специальная молитва о даровании мира и «умягчении злых сердец», о прекращении кровопролития в Сербии и скорейшем восстановлении нарушенного добрососедства.
Трудно изложить то чувство сострадания и горя, которое хватало за душу на богослужениях, где по причине того, что велись они на общем нам церковно-славянском языке, присутствовали, как всегда, и наши соседи–сербы. У многих из них там, на родине, в опасности, а и порой в безвестности, находились члены их семей. Много было горя.
Обо всем этом я рассказывала Юре по телефону. Там, в России, он тоже переживал сербские события, тяготился ролью наблюдателя, собирался хотя бы журналистским словом, стихами как-то участвовать.
- А лучше было бы нам сейчас прямо там с тобой встретиться, - горько прошептал от через океан.
- Почему ты шепчешь?
- Да ночь ведь у нас, спят люди.
Между мной, в штате в Нью-Йорк, и им в России было 8 часов разницы, но в своем нетерпении я забыла об этом совсем.
- Прости, - начала я лепетать извинения. – Разбудила тебя.
- Да что ты, какой сон!.. Руки коротки... Сон!
Благодарил за вести.
---------------------------
Я говорила уже о том, что живя в Центре Русской Зарубежной Православной Церкви в Джорданвилле, освоила иконопись. И вот, в надежде на поездку в Россию и тогда уж на встречу с Юрой, я написала ему небольшой, с ладонь, образ его святого - Георгия Победоносца. А на оборотной стороне иконы дарственные стихи мелко-мелко:
... Потому, что жив еще дом школы, которую мы любили;
Потому, что редкo наши беседы «ненастоящими» были;
Потому, что обоим дар, но так по-разному дан;
Потому, что меж нами Тихий и Атлантический океан;
Потому, что книжки твои переплыли их в моем багаже;
Потому, что и здесь я пишу свои, но порой по-английски уже;
Потому, что я здесь – совсем, совсем иной человек,
Потому, что душе (увы, не телу), отжившей своё, был дарован еще один век,
С тем великим счастьем, что нашла за морями,
Да с горем, которое не развести руками:
Без Руси, без Волги, в тихом плаче снов,
Да со смертной памятью уходящих годов
Пальцы мои вывели образок тебе,
Твоей, неизвестной мне, но крутой судьбе.
На память школьному товарищу, русскому поэту-
нижегородцу Юрию Адрианову.
И подпись с моей школьной, девичьей фамилией - Людмила Бутюгина.
Как раз в это время в семью прихожан Джорданвилльского монастыря приехала в гости родственница из Горького. Она много рассказывала о городских новостях, а при моем вопросе о Юрии Адрианове, сообщила, что хорошо знает их семью, и даже дружна с Наташей, юриной второй женой. Вот удача! Можно, не дожидаясь моей будущей поездки, отправить икону с ней. Так я и сделала. После ее отъезда долго не было от нее вестей. Юра тоже ничего не получал. Наконец она сообщила, что какие-то трудности личного характера помещали ей передать икону непосредственно в семью, и она отнесла ее для передачи Юре в Горьковское отделение союза писателей. Вскоре эта женщина умерла. О судьбе моего подарка я до сих пор ничего не знаю.
Я подхожу к последним страницам моих воспоминаний.
В начале нового тысячелетия я, наконец, получила возможность, уже имея американское гражданство, навестить Россию. Мой муж, британец, за которого я вышла после 10 лет вдовства, очень просил меня показать ему Россию. Мы долго продумывали наше путешествие, готовились, составляя маршрут, решив по пути навестить еще и Прагу, где я мечтала поклониться мощам захороненной там моей духовной покровительницы Святой Людмилы. Но за несколько дней до нашего вылета в Нью-Йорке произошел известный взрыв Башен-Близнецов, и всё это внесло определенную сумятицу в работу транспорта и сферы услуг. Помню, добираться до аэропорта пришлось с множеством объездов, по улицам летала гарь, обстановка была нервная, а потом, уже в процессе нашего путешествия обнаружилось, что кое-какие рейсы, обозначенные на наших билетах, временно отменены, так что получилась некоторая чихарда со сроками виз и временем пребывания в намеченных пунктах.
Кроме Праги нам пришлось провести несколько дней в Братиславе, и уже потом отправиться в Петербург и Москву. Так что на Горький осталось всего неполных 2 дня. Мельком показав мужу город, я отправилась с ним в Марьину рощу, где похоронены мои родители и бабушка. Нужно было не только поклониться их могилам, заказать панихиду в кладбищенской церкви, но и позаботиться о состоянии захоронений. Времени до отъезда оставалось так мало, что с Юрой я не успевала встретиться, тем более, что тогда он уже не выходил из дому по состоянию здоровья. В разговоре по телефону я успокоила его, что скоро собираюсь опять приехать и уж тогда привезу ему и две свои книжки – стихи и прозу, которые как раз готовились к печати в Москве.
Как я жалею, что мы не увиделись тогда! Но кто же мог предвидеть, что мне придется вскоре пережить пожар моего джордавилльского дома, возникший от электро-замыкания ночью, так что просто чудом никто не пострадал, благодарение Богу. Однако, в пожаре погибло многое, в частности, много книг и большая часть моего архива, российские семейные реликвии. Естественно, восстановление дома и работа над изданием моих книг затянулась.
Но мы созваниваемся. Когда сроки моей поездки в Россию становятся более определенными, я радостно сообщаю об этом Юре.
- Буду ждать, - несется ко мне через огромное расстояние.
И вот, наконец, я снова лечу в Москву. На посещение Горького – Нижнего Новгорода отведено много времени. Можно всё успеть: и с Юрой повидаться и по договоренности с писательской организацией города даже выступить со стихами на двух площадках, а Нижегородская епархия ждет моего выступления по их радио. Но главное - радуюсь, что всё-таки смогу подарить Юре свои свеженькие две книжки, как и планировала – стихи и прозу. Из Москвы звоню в нижегородский Союз писателей о своем приезде.
- Да, Людмила, ждем Вас. В скорбное время приходится увидеться. Поминки у нас. Юра Адрианов умер.
2020 год.
*Фото Л. Тобольском, С. Кузнецова и из интернета.
**Начальное фото: Людмила Тобольска с легендарной героиней Французского сопротивления Анной Марли.
Расскажи друзьям:
|