Игумен Кирилл (Сахаров).

СРЕДИ БЕЗДОМНЫХ НА КАЗАНСКОМ ВОКЗАЛЕ.

          «Вы о чём-то переживаете? У Вас никак не снижается пульс» - сказал врач, которого я, не имея сил больше терпеть головную боль, глубокой ночью попросил подойти. «Наверное, это из-за переменчивости погоды, хотя есть и повод для волнения, так как утром придёт экспертная комиссия по поводу судебного иска по земле. Впрочем, и это не главное. Дело в том, что я поздно вечером побывал на Казанском вокзале и пообщался там с бездомными – и вот теперь все мысли об этом». Председатель общественной организации «Русь Триединая» С. Моисеев сообщил о предстоящей волонтёрской акции по оказанию помощи бездомным на этом вокзале. Я загорелся желанием принять в ней участие. Пригласил прихожан своего храма и членов московского отделения Союза Православных братств.

         Перед входом на вокзал большая группа молодых и среднего возраста мужчин, несколько женщин. Радостно меня встречают, почти все подходят под благословение. Первое, что бросается в глаза в зале, - лежащий в углу мужчина. Как это возможно? На глазах у всех, в том числе иностранцев, такая неприглядная картина. Где полиция, санэпидстанция? Разве не основание по административному протоколу «загреметь» на 15 суток и ещё на пару лет получить запрет входить в вокзалы?

         А главное, где альтернатива: больница, приют, ночлежка и т.д.? Наши женщины хлопочут вокруг лежачего, но, похоже, что ему ничего не надо. Единственное, о чём он попросил, и то не нас, а своего коллегу по «бомжеванию» – принести воды. Картина в большом зале вокзала вполне себе сюрреалистическая: часть помещения в ремонте – кругом рассыпана штукатурка. Между вполне приличными гражданами рассеяны т.н. «бомжи»: они дремлют, улыбаются, ухмыляются, о чём-то воркуют между собой. На сидениях у стены под изображением серпа и молота они сидят сплошным рядом. Маятником вдоль этого ряда расхаживает молодой кавказец и о чём-то громко говорит на своём языке по сотовому телефону. Периодически он поворачивается к сидящим в зале и обращается к выбранным целям среди сидящих в ряду бездомных. Те, к кому он обращается, покачивают головой, расплываясь в блаженной улыбке. Некоторые, по-видимому, новенькие, ещё не обстрелянные, напряжённо вслушиваются. «Вот видите, - говорит мне один из участников акции, - вешает лапшу на уши, завлекает в сети, агитирует пойти с ним, обещая золотые горы.

         Так люди попадают в рабство для работы на кирпичных заводах». Волонтёры предупреждают бедолаг об опасности. Самим своим присутствием они отгоняют вербовщиков. Пёс одного из волонтёров изредка тревожно лает – как бы солидаризируется с пришедшими помочь ближнему спасателями.  Рассказывали, что во время предыдущей акции чуть не дошло до потасовки.

         Подходит мужчина лет 55-ти бомжеватого вида. На нём намотано большое количество всякого тряпья, на голове грязный суконный колпак – похож на француза, в зимнюю стужу отступающего от Москвы. Спрашивает, где служу, сетует, что около храмов запретили собирать подаяние, а в некоторых и кормить их брата. Ещё претензия – не принимают на проживание при храмах. Подтверждает, что имеет место вербовка южанами. Интересуется, не могу ли я помочь ему встретиться с Патриархом – у него есть важные вопросы к нему.

         Я в свою очередь справляюсь, откуда он и как долго находится здесь? Родом он из Ставропольского края, а на вокзале околачивается вот уже 30 (!) лет. Я чуть не свалился с ног. Как это вообще возможно? Куда смотрит государство, правоохранительные органы? В советское время был закон о тунеядстве  – зачем его отменили, отпустили вожжи – дали свободу. А что она принесла этим людям? Свободу ничегонеделания? А ведь, как известно, праздность – мать всех пороков. Волонтёры меня вновь просвещают: у этих людей атрофировались трудовые навыки, процессы их деградации приняли необратимый характер. Приводили примеры, как за хорошие деньги им предлагали поработать, а они отказывались.

         Вспомнил, как на приходе мы неоднократно пытались таких людей вернуть к нормальному образу жизни. При первой же возможности они напивались и теряли человеческий облик. Медсестра растирает старушке руки – они у неё частично обморожены. В процессе растирки выясняется, что она уже 25(!) лет живёт на вокзале. Мужчина и женщина «помятого» вида по-хозяйски раскладывают свои харчи, приветливо мне улыбаясь. Здесь все вперемешку – и бездомные, и ожидающие свои поезда пассажиры. Неприятные запахи, антисанитария.

         Прислушиваюсь, о чём говорят между собой волонтёры, периодически присаживаюсь и творю про себя Исусову молитву. Моя миссия заключается в духовной и моральной поддержке волонтёров. Чувствую, что это очень важно для них. Угнетающая безысходность и горечь. Мы говорим о сбережении народа, как о важнейшей составляющей национальной идеи, а  здесь, на пульсирующем энергетикой пространстве, то, что в пику ей: развалы спиртного, женщины лёгкого поведения, ядовитые грибы всевозможных сексшопов и интимных бутиков, большое количество «бомжей» и криминалитета, увивающегося вокруг них.

         Пошатываясь от нахлынувших впечатлений, с досадой на свою беспомощность и на индифферентность, пассивность прихожан, ватными ногами иду к выходу. Обуревают гнетущие мысли: где же выход? Что нас ждёт? Почему не решаются эти вопиющие проблемы, комплексно не врачуются эти язвы? Пульс набирает высоту – впереди безсонная ночь, затем утро с новыми проблемами и тревогами. Помоги, Господи!

Послесловие редактора.

         Скажу откровенно, я, получив эту статью, раздумывал: публиковать ли ее в преддверии новогодних и рождественских праздников? А потом понял, что именно накануне Рождества Христова мы, живущие в своих квартирах и домах в относительном благополучии и тепле, не можем, не имеем право забывать о тех, кому очень трудно. На то мы и люди!»

Сергей Кузнецов.