Сергей Кузнецов.

ЗНАЧИТ, НУЖНЫЕ КНИЖКИ ТЫ В ДЕТСТВЕ ЧИТАЛ…

Памяти Г. И. Полоки.

              С Геннадием Ивановичем Полокой я познакомился… в Вашингтоне.      Отношения между Россией и США тогда были превосходными. О санкциях, бойкотах и взаимных упреках никто и не думал.

          Стояла тропическая жара, сакура у Белого дома уже отцвела, а изящная Галина Свиридова организовала и проводила в Вашингтоне Первый фестиваль российских фильмов. Он проходил с 11 по 14 июня 1998 года в Кеннеди Центре в столице США.

         Программа фестиваля предусматривала встречи с руководством Роскино, российской прессы, телевидения и радио, представителями американской киноиндустрии, а также делового и политического мира США.

            С американской стороны также принимали участие руководство Кеннеди центра, продюссор 56 канала телевидения США Майкл Джек. Там же я познакомился с выдающимся кинорежиссером Саввой Яковлевичем Кулишем, снявшим легендарный фильм «Мертвый сезон», а также с известными российскими кинорежиссерами и продюсерами: В. Левиным и М. Тодоровской…

             И когда я прочел в программе фестиваля имя Г. Полоки, то глазам своим не поверил. Неужели приехал тот самый Геннадий Полока, друг Высоцкого, режиссер знаменитого запрещенного фильма «Интервенция»? В перерыве между просмотрами я встретился с ним в небольшом отеле недалеко от Российского посольства в Вашингтоне. И вот ко мне вышел подтянутый, можно сказать, вальяжный мужчина, изысканно одетый в строгий костюм…

       А потом было интервью для нашего Международного журнала Русского Зарубежья «Б. В.».

         И, благодаря случаю, мне уготовлено было еще не раз встречаться с этим замечательным человеком – в США – в резиденции Посла Российской Федерации на презентации макета скульптур М. Шемякина «Дети – жертвы пороков взрослых» (кстати, тогда свершилось чудо – за сотни миль от России, в Вашингтоне встретились три человека, которые являлись настоящими друзьями Высоцкого – Михаил Шемякин, Василий Аксенов и Геннадий Полока), и в России, на многих кинофестивалях, и в Доме Кино на разных мероприятиях.

             Он несколько раз участвовал в моих авторских программах «Кузнецкий мост» на канале «Доверие».

           Сложная судьба была у Г. Полоки – его фильмы в советское время не показывали, его дружба с Высоцким возмущала руководство Госкино и ЦК КПСС. Уже через несколько лет после моей первой встречи с Геннадием Ивановичем я прочитал знаменитые дневники Золотухина. И был искренне удивлен: несмотря на всю откровенность автора и его критические замечания по адресу большинства действующих лиц этих дневников, как, впрочем, и в собственный адрес, Золотухин практически только по отношению к Г. Полоке всегда писал положительные отзывы. Он скрупулезно, до мельчайших подробностей описывал борьбу за фильм «Интервенция». Настолько важно было для Высоцкого и Золотухина, чтобы этот фильм вышел, как бережно они относились к Полоке…

               Подтверждением гениальности режиссера явился для меня просмотр его нового фильма «Возвращение броненосца». Невозможно описывать в книге фильм. Его нужно посмотреть.

           А строчками ко всему творчеству глубоко уважаемого мною Геннадия Ивановича послужат слова из песни его друга - Владимира Семеновича Высоцкого:

«Значит, нужные книжки ты в детстве читал…».

«21.06.1968. в среду (19-го) мы катились с Высоцким и Г. Кохановским в Ленинград смотреть «Интервенцию». По-моему, гениальная картина, и многие так говорят… Первым номером в фильме – он, Полока».

                                                                         В. Золотухин «Дребезги». Стр. 224.

«01.09.1968. Вчера виделись с Полокой. Сидели в «Каме». Показывал картину разным людям, пробивает…».

                                                                         В. Золотухин «Дребезги». Стр. 225.

«Как все мы веселы бываем и угрюмы,

Но если надо выбирать и выбор труден –

Мы выбираем деревянные костюмы, -

Люди! Люди!

Нам будут долго предлагать не прогадать:

«Ах, - скажут, - что вы! Вы еще не жили!

Вам надо только-только начинать!..» –

Ну а потом предложат: или – или.

Или пляжи, вернисажи, или даже

Пароходы, в них наполненные трюмы,

Экипажи, скачки, рауты, вояжи –

Или просто деревянные костюмы».

  В. Высоцкий «Песня Бродского», (к/ф. «Интервенция»).

Интервью с Геннадием Полокой.

Сергей Кузнецов:   Назовите, пожалуйста,  фильмы, которые вы снимали.

Геннадий Полока: “Республика Шкид”,  “Интервенция”, “Один из нас”. “Наше призвание”,  “Возвращение броненосца”.

С. К.:   С чего Вы начали?

Г. П.:   Первый фильм я снял во ВГИКе:  короткометражный, в котором играла первая жена Смоктуновского, выдающаяся русская артистка Инна Быкова. Она впоследствии работала в театре Станиславского.

         Этот фильм получил почти все международные премии, которые даются короткометражным, игровым фильмам.

         Потом я снимал  картину по сценарию Юрия Трифонова об уникальном сооружении: Туркменском канале. Она была по  требованию правительства Туркмении остановлена, против меня было возбуждено уголовное дело. Меня посадили, но благодаря заступничеству Союза кинематографистов во главе с Иваном Пырьевым (было написано письмо генеральному прокурору и министру культуры Фурцевой), меня освободили.

С. К.:   А за что  Вас посадили?

Г. П.:   Я стал снимать не то кино, которое от меня хотели. Первый раз мне пригрозили. Я отнесся к этому легкомысленно. Они сфабриковали против меня большое дело. Тогда мне было 29 лет. Когда дело было закрыто, мне исполнилось 33 года.

         После этого я снял вдвоем со знаменитым художником Ливановым-Шенгелая  картину “Капроновые сети”.  Это была первая большая роль Павла Луспекаева. Затем на какое-то время я остался без работы. Тогда я стал писать сценарии со знаменитыми драматургами за половину гонорара, но фамилия моя не указывалась.

         А потом в том же качестве я был  приглашен написать сценарий “Республики Шкид”, потому что автор этой книжки Пантелеев оказался не в состоянии написать сценарий.

         Когда узнали, что я по образованию режиссер, предложили ее и снять.

         И я снял картину, которая до сих пор является шлягером в России, держит  прокатные рекорды.

         За первые 10 дней проката фильм посмотрело - 17 млн. зрителей. - Больше, чем “Титаник”. И это в одной стране, а “Титаник” - по всему миру.

         Моя картина “Интервенция” имеет рекорд: «количество зрителей на одну копию».

         После  “Интервенции”  мне дали возможность реабилитировать себя и доказать свою лояльность -  поручили снять шпионский детектив. Руководство сказало: “Там все ясно:  где свои, где враги... И там трудно будет  показать двусмысленность”.

         Но они ошиблись. Потому, что я снял “Один из нас” - первый черный юмористический фильм.

С. К.:   Поговорим о В. Высоцком.

Г. П.:   Я работал с Высоцким, начиная с картины “Интервенция”. В этом фильме он пел собственные песни и песни, которые он реконструировал. Например, песня “Гром прогремел, золяция идет...” - была знаменита. Ее пели одесские бандиты. Сохранился только один куплет, а Высоцкий восстановил. По сюжету ее должен был исполнять Е. Копелян, который не умел этого делать. Высоцкий научил его петь.

         Во второй картине (“Один из нас”) я тоже работал с Высоцким. Мы переписали сценарий под него. Он должен был играть Ивана.

         Но, к сожалению, благодаря артистам, знаменитым артистам, не подозревающим, что их используют, он не был утвержден на главную роль. Я был очень расстроен. Но Высоцкий сам порекомендовал мне артиста Георгия Юматова. Мало того, Юматов оказался не в состоянии выполнять трюки, которые делал Высоцкий. Он его научил танцевать, петь. Это пример актерского бескорыстия.

         Он вообще был человеком добрым. Значительное количество грехов, которые ему приписываются,  связано с его популярностью.

         Всегда существует тенденция принизить великого  человека до себя. Вот люди определенной категории и начинают придумывать. Например, пил он значительно меньше, чем говорят. Значительно. Он запивал на 3-4 дня. Раз в год. А потом он  останавливался. И дальше шла работа, трезвость. Он был человеком редкой щедрости. Он был счастлив иметь деньги, только потому, что на них можно было делать подарки.

         Когда он приезжал из Парижа, то привозил гигантское количество чемоданов, и стояла очередь: он  раздавал подарки. У меня до сих пор сохранились какие-то старые свитера, рубашки, туфли, подаренные им.

         Я прожил с ним в одной квартире 3 месяца, когда он жил с мамой на улице Телевидения. Она летом уезжала на дачу. Я был тогда бездомным диссидентом.

Мне “не повезло”: я не видел его никогда с плохой стороны. Все  отрицательные черты (которые есть в каждом человеке), я не заметил.

         Еще одна моя совместная с Высоцким  картина - “Однажды один”.

         Высоцкий мечтал владеть аранжировкой. Часто многие певцы, особенно роковые, притворяются, что они музыкально безграмотные. На самом деле они играют на нескольких инструментах.

У Володи был природный музыкальный дар. И Высоцкий у меня впервые стал осваивать музыкальную культуру.

         Первым его учителем был композитор Сергей Слонимский, который писал музыку для моих картин “Республика Шкид” и  “Интервенция”. Он был профессором консерватории. Володя некоторые мелодии наигрывал, потом они разрабатывали гармонию, аранжировку.

         А вторым композитором, с которым он работал, был Эдик Гагогортнян, друг М. Таривердиева.

         Все мощные симфонические куски в фильме “Семнадцать мгновений весны” - это работа Эдика.

         После фильма “Один из нас” на мне поставили крест.

         Картину  приняли,  но не выпускали в прокат.

         А вот картину “Интервенция” запретили сразу. Актеры без меня написали письмо Брежневу, которое сочинили Высоцкий и Золотухин. Письмо подписало 14 ведущих актеров:  Аросьева,  Капелян,  Татосов, Толубеев…

         И только Руфина Нифонтова отказалась подписать, потому, что ее муж был в то время зам. министра. Она потом очень переживала. Я ее простил. А Высоцкий, будучи человеком добрым и отходчивым, не простил. Он не разговаривал с ней до смерти.

         Затем я стал снимать фильм  “Одиножды один” по сценарию   Виктора Мережко. Это была версия русского Дон Жуана.

         Русский Дон Жуан отличался от испанского, французского и английского тем, что он был полотером. В каждом городе он имел жен и детей.

         Эту картину мы хотели сделать, как трагический лубок. Такого никогда не было в кино. В главной роли снимался   А. Папанов. Но форма не соответствовала  канонам. Стали искать ярлык. И нашли: “Оскорбление простого русского человека”

         Высоцкий тоже должен был играть в этом фильме.  Он танцевал фантастически,  делал номера, которые воспроизвести никто не мог.

         Например: “В одном из нас”, он танцует, и, разбегаясь, прыгая на стену, делает несколько чечеточных ударов. По законам физики объяснить это невозможно.

         Он хотел играть в этом фильме танцора. Произошла трагедия - его опять не утвердили, и это была первая роль Николая Караченцева. У меня сохранилось письмо Высоцкого, в котором он успокаивал меня и говорил, мол, у нас жизнь впереди. Это письмо опубликовано.

 Высоцкого увлекала еще одна задача: он хотел поработать в разных музыкальных формах: величальные, ритуальные, городские песни. В это время стал очень популярен Покровский.

         Высоцкий написал к этому фильму замечательные песни. Запись сохранилась. Поет А. Папанов, Л. Гурченко,   Н. Караченцев и, конечно, сам Высоцкий.

         Надо бы где-то издать все это…

         Не было газеты, которая не проклинала бы меня после выхода этого фильма. Коллегией комитета Госкино СССР было принято решение о лишении меня права постановки как режиссера, не сделавшего выводов из своих ошибок.

         Но у нас было два конкурирующих ведомства: Госкино во главе с Ермашом и Гостелерадио во главе с  Лапиным. Эти два министра ненавидели друг друга.

         Ермаш демонстративно меня пригласил художественным руководителем объединения “Экран”.

         Меня пригласить-то пригласили, но не давали возможности снимать. Золотая клетка.

         Я взбунтовался. Пригрозил голодовкой. И Лапин утвердил мой старый сценарий продолжения “Республики Шкид”.

         Но они сделали со мной нехорошую вещь. Под видом того, что в Москве в то время шла Олимпиада (а действие картины проходило именно в Москве), меня отправили в Минск, в надежде, что я откажусь.

         А я не отказался.

И вышел 4-х серийный фильм “Наше призвание”, где играют все современные звезды.

         Володя Высоцкий должен был написать песню к этому фильму. За два дня до смерти он мне ее напел по телефону, но я не смог записать. Запомнил только мелодию. А потом, когда он умер, и прилетела Марина, я попытался разыскать эту песню.

         Там, в его кабинете, была куча рукописей. Марина стала искать и нашла черновик. Песня была записана.

         В свое время я помог утвердить Высоцкого на главную роль в фильме “Место встречи изменить нельзя”.   

Высоцкого никак не утверждали. Тогда стали хитрить: роль Конкина умышленно раздули, а роль Высоцкого уменьшили.

         Затем стали говорить руководству, что, мол, Жеглов - это отрицательный персонаж.

         Я тоже участвовал в этой игре. Мы уговорили сначала главного редактора “Экрана”, затем пошли к Генеральному директору всего фильмопроизводства.

         Сейчас рассказывают легенды, что во Франции достали какой-то уникальный коньяк, напоили первого зама Лапина и его рукой подписали контракт. Ничего этого не было.

С. К.:  До “Интервенции” Вы знали Высоцкого?

Г. П.:   В 1958 году (за 9 лет до “Интервенции”) я был 2-м режиссером у знаменитого режиссера Бориса Барнета, который известен по фильму “Подвиг разведчика”.

         Привели пробоваться курс студентов МХАТа, на котором учился Высоцкий.

         Курс был очень яркий: там учились Епифанов, Валя Никулин...

         И был один парень - невысокого роста, щуплый. Он сидел и молчал.

         Когда все ушли, меня спросили: кто Вам понравился? Я говорю: “ Вот этот парень, что сидел в углу”. И попросил его найти. А он куда-то уехал. И Высоцкого так и не нашли. Даже съемки задержали.

         Перед “Интервенцией” я дал интервью в “Московском комсомольце” о том, что снимается новый фильм.

         Ко мне приехало много желающих: Андрей Миронов, явился Сева Абдулов, который сказал: “У меня есть друг - Высоцкий. Мы сегодня придем”. И еще там был Боря Сичкин…

Это был первый мощный год  подъема Высоцкого.                 

Уже был сыгран Галилей, был первый концерт в ВТО.

         И я серьезно загорелся. Мы с ним стали встречаться, общаться. И так возникла дружба. Он очень болел за картину, приезжал на все съемки.

С. К.: Расскажите о фильме “Возвращение броненосца”, который Вы привозили в Вашингтон в рамках фестиваля.

Г. П.:   В то время, когда со страной происходят такие события, как с нашей  сейчас, многие художники обращаются к прошлому, чтобы понять, что было в прошлом здорового, естественного, а что противоестественного, как жить дальше?

         Я обратился ко времени НЭПа. Вообще, большинство из моих картин об этом времени. Опыт НЭПа связан с моей семьей. Дедушка мой жил под Одессой, имел конный завод. Там выращивали рысаков для ипподромов, и он после революции, при НЭПе, стал процветать и жить лучше, и рабочие у него стали жить лучше.

         НЭП на юге России закончился позже, в 1933 году. Но вот когда стали закручивать гайки, дед это почувствовал и сдал завод Советской власти. Они ему предложили быть директором, и он согласился.

         Это было светлое время. Все слои общества надеялись, что все придет к гармонии. А потом начались трагедии...

         Я решил рассказать о золотом веке русского кино. Это 20-е годы.

         “Возвращение броненосца” - трагикомедия. Это гигантский  фильм: 100 действующих лиц, 100 лиц второго плана и еще 6000 статистов! Взят короткий участок времени - с 1925 по 1930.

         Через весь фильм проходит мой любимый образ человека - Дон Кихот. Мне очень нравится этот персонаж.

Фильм потрясает нашего зрителя. Люди выходят из кинотеатров и проходят мимо меня, как мимо мемориала.

         Фильм  был уже в Монреале, в Чикаго, получил премию в Берлине. Немцы приняли картину на “ура”. Полные залы, где фрачная публика, с одной стороны, с другой - студенты...

С. К.: Большое спасибо!

Интервью было напечатано в 1998 году в

Международном журнале Русского Зарубежья «Б. В.».

Фото – из архива журнала и С. Кузнецова.