Игумен Кирилл (Сахаров):

«МЫ КАК СЛУЖИЛИ, ТАК И БУДЕМ СЛУЖИТЬ ПО СТАРОПЕЧАТНЫМ КНИГАМ».

Интервью с настоятелем храма святителя Николы на Берсеневке игуменом Кириллом (Сахаровым).

Корр.: О. Кирилл, идя сюда, я на вашем приходском информационном стенде увидел «Берсеневские страницы», где одна из статей называется «Церковное возрождение в глубинке идёт на спад». Вы много путешествуете по стране, много видели, много знаете, всё-таки есть представление о том, что церковное возрождение, которое было в 90-е годы, идёт на спад не только в глубинке, что система переживает явный кризис? По Вашему впечатлению, так это или нет? Что можете сказать об этом?

Игумен Кирилл: Эта заметка появилась во время первой волны «эпидемии». Действительно, бывая в глубинке, я ощутил, что люди напряжены, напуганы, боятся приезжих, особенно москвичей. По сути, наш приезд прошёл в пустых храмах. Отсюда я сделал вывод, что затухает церковное возрождение в глубинке. Но потом ситуация несколько выровнялась. В последующие приезды народ был, но не так, как до февраля прошлого года. Помимо эпидемии что ещё влияет? Если говорить о храмах, которые не функционируют и в значительной степени руинированы, беспризорны, то здесь ещё добавляются какие проблемы?

         Нет священника, регулярно совершающего богослужения. В лучшем случае, он только эпизодически приезжает, и то не в воскресные и праздничные дни, а в будни, когда народ трудно поднять. Потом, есть у людей опасение насчёт безопасности в храмах. Если мы еще готовы рисковать, если что-то осыплется сверху, то у местных людей алиби в этом плане – храм аварийный, поэтому они опасаются приходить. Но опыт показывает, что если не решиться, а решимости не хватает идти целеустремлённо и поэтапно в возрождении храма, то ничего и не получится. Наш опыт это подтверждает, никаких у нас опасных случаев не было, а плоды налицо –  нескольким храмам, ну, если и не восстановили их под ключ, но, тем не менее, мы дали толчок к возрождению, и потом уже нашу инициативу подхватили люди на местах, в плане реставрации, активизировались местные священники. Но, к сожалению, лишь в отдельных случаях.

         Последнее, что меня огорчило, это позиция одного архиерея по поводу обращения к нему благочинного (к благочинному обратились из одного села с просьбой помочь в регистрации общины храма). Ответ был такой: мы не будем регистрировать общину, если нет постоянного священника. Получается замкнутый круг – священник постоянный ещё не скоро появится, очень не скоро, а без регистрации невозможно ни деньги собирать, ни начать реставрацию. Остаётся только вот в таком промежуточном состоянии молиться самим людям в воскресные и праздничные дни. Снабдили их всем необходимым – вечером можно помолиться, прочитать чин 12 псалмов за всенощное бдение, утром хотя бы обедницу. Ну и мы эпизодически, в среднем раз в месяц там появляемся. Таким образом, поддерживается огонь лампады. Наш принцип такой: ежегодно по одной подвижке в плане ремонта, реставрации – одна подвижка внутри, одна подвижка со вне.

         Внутри, допустим, это может быть настил пола в одном из приделов, а с внешней стороны - какую-то дыру заделать, крышу подлатать. Таким образом, процесс идёт. Если бы так лет 30 с лишним делалось что-то в плане консервации, в плане молитвы - а именно, на дрожжах молитвы всё, по сути, и возрождается - тогда мы имели бы другие результаты к настоящему дню. А сейчас картина очень бедственная.

Корр.: Известен Ваш глубокий интерес к старому обряду, к староверию. Я встречал в сетях такие высказывания, что Ваш приход единоверческий. Насколько это так либо речь идёт только о Вашем глубоком интересе к старому обряду?

Иг. Кирилл: Что такое единоверие? Это институт, который официально бытует в Русской Православной Церкви с 1800 года. Это возможность для тех, кто приходит в лоно Православной Церкви, сохранять свои обряды и традиции. Но духовенство они получали, как говорили до революции, от господствующего вероисповедания, или Синодальной Церкви, и естественно, были в ее структуре.

         Красивое слово - «единоверие», мне оно нравится, но, в какой-то степени оно скомпрометировано, особенно в эпоху императора Николая I, теми откровенными гонениями, которые имели место в истории, когда насильственно закрывались старообрядческие храмы, моленные, часовни, преобразовывались в единоверческие. Естественно, это оставило неприятный осадок в душах людей. Единоверие рассматривалось старообрядцами, как некая уния, по образцу той унии, которая была на Западе Руси, как переходная ступень к полному слиянию, ассимиляции. В общем-то, и в настоящее время можно встретить такую позицию у целого ряда архиереев, для которых нет смысла возрождать единоверие как институт; если что-то уже ассимилировалось, то и не нужно, на их взгляд, искусственно это возрождать.

Корр.: Это мы ещё обсудим. Я конкретно про ваш приход. Ведь Вы же были насельником Данилова монастыря, Вы священник нашей Церкви, да? Так что, изначально, видимо, ваша община, люди, входящие в нее, не были же старообрядцами? Они же в основном все из нашей Церкви или нет?

Иг. Кирилл: Я подхожу к этому издалека. Перескочу на начало XX века, когда проходили единоверческие съезды, их было 4. На этих съездах звучало предложение – скорректировать терминологию, не именоваться единоверческими, а именоваться старообрядными православными приходами, потому что термин «единоверие» не был понятен на местах. Можно с этим столкнуться, когда спрашиваешь прихожан какого-то села, где был храм единоверческий, согласно документам. У них это слово как-то не вошло в плоть и кровь. Так вот, мы предпочитаем именоваться старообрядным приходом Московского Патриархата, потому что, даже с точки зрения происхождения, наш приход формировался не из перешедших из старообрядчества прихожан, а из тех прихожан в лоне Московского Патриархата, которые потянулись к истокам, корням, более строгой форме богослужения.

         Патриарх Алексий II говорил: «В лоне нашей Церкви таковые люди имеются, и надо им дать нишу, чтобы они никуда не уходили, а, находясь в лоне Церкви, имели возможность практиковать полюбившийся старый обряд». Поэтому, когда наш храм открылся, во второй половине 1991 года (официально община была зарегистрирована 1 января 1992 года), то изначально начались богослужения по старому чину. Мы апеллировали к решениям Поместного Собора 1917-1918 гг., который постановил: если 4/5 какого-либо обычного прихода желают стать приходом единоверческим, то Собор благословляет. Соответственно, если 4/5 прихожан какого-либо храма единоверческого желают стать обычным приходом, то Собор также благословляет.

         В перечне приходов, которые имеются в Комиссии по делам старообрядных приходов и по взаимодействию со старообрядчеством, наш приход отмечен.

         Когда у нас был Патриарх Кирилл вскоре после своей интронизации, то он благословил продолжать служение по старому обряду и сказал: «Если кому-то ближе путь ко Христу через старый обряд, то Бог благословит». Такое благословение было для нас очень значимо.

Корр.: Ясно. Думаю, бессмысленно Вас спрашивать о Вашей позиции в отношении того, что по имеющимся сведениям, уже готов проект нового Типикона, который сделан по образцу греков-новостильников, когда будет сделано три устава: для приходских храмов, для кафедральных соборов и для монастырей. По моему мнению, по мнению моих друзей и ряда священников, это просто разорвёт единство богослужебного пространства и сыграет негативную роль. Этот проект в принципе готов, но он пока не обнародован. Я думаю, Ваша позиция здесь понятна, то есть, должно быть, единство не только веры, но и богослужения?

Иг. Кирилл: Мы как служили по полному уставу, по старому чину, по старопечатным богослужебным книгам, так и будем служить, иначе какой смысл во всем? То, о чём Вы сказали, имеет некоторую логику, и на практике так и есть - монастырские богослужения отличаются большей продолжительностью служб, чем приходские. С одной стороны, эта реформа приведёт к некоторому упорядочиванию ситуации, с другой стороны, и это главное, на мой взгляд, будет большая потеря в богослужебном плане. Недавно на престольном празднике в одном храме меня диакон спрашивает: «Как Вы относитесь к тому, что если у нас сразу после утрени, без часов будет начинаться Литургия?» Естественно, я ответил, что всегда ориентировался на полноту Устава. Но, думаю, что это будет. Уже сейчас мы видим на практике, что кафизмы часто вообще опускаются. На том приходе, где я был, читали только по одному псалму или по 10-15 стихов каждой кафизмы. Я думаю, что в скором времени такая ущербность в уставном плане будет, к сожалению. Это ещё больше отдалит нас от старообрядцев, и перспектива объединения (на мой взгляд, она вообще очень туманная и нереальная) станет ещё более далёкой, ещё более неопределённой.

Корр.: А сколько в нашей Церкви таких приходов, как Ваш?

Иг. Кирилл: Я слышал такую цифру, что до 60.

Корр.: По всей территории нашей страны?

Иг. Кирилл: Да. Накануне перестройки речь шла о двух-трёх приходах, лично я знал четыре: два в Латвии (в маленьких деревнях, я на обоих побывал), один в Москве на Рогожском кладбище в правом приделе Никольского храма и один в Кировоградской области. Собственно говоря, всё. Практически, руины. Но потом это явление стало возрождаться. Про Комиссию я сказал. Есть у нас Патриарший центр древнерусской богослужебной традиции при храме Покрова в Рубцове, где настоятель о. Иоанн Миролюбов. Ряд архиереев уже совершил богослужение по старому обряду. Здесь можно вспомнить владык Тихона (Шевкунова) и Илариона (Алфеева). Владыка Ювеналий традиционно всегда служит на приходе в селе Михайлова Слобода. И еще есть несколько архиереев в глубинке, например, в Пензенской области, в Ленинградской области.

Корр.: Давайте теперь обратимся к нашей основной теме. Вы много общаетесь с единоверцами и со старообрядцами разных согласий, как я понимаю, и поповских, и беспоповских. В этом плане Вы самый эрудированный священник нашей Церкви, как я себе представляю, в том, что касается старобрядческой традиции. Но, как писали классики, невозможно жить в обществе и быть свободным от общества, так что, наверно, проблемы современного мира и то, как они отражаются на церковных институтах, не могут не затрагивать старообрядцев. Каково Ваше мнение, затрагивает ли их общемировой кризис традиционных религиозных институтов? И если да, то в какой степени и в каком смысле? Как это на них отражается? Или это просто такой замкнутый мир, которого вообще ничто не касается?

Иг. Кирилл: Невозможно на 100% изолироваться. Они сохраняют в целом основу. В каких-то нюансах есть упущения: встречается брадобритие, не все в косоворотках и сарафанах. Имеют место отдельные случаи чрезмерного винопития, об этом можно где-то услышать или соприкоснуться с этим. Устав богослужебный в целом сохраняется. Какие-то новые детали появляются, сетуют они. Скажем, при прикладывании к иконам на некоторых приходах, по примеру инаковерующих, как они говорят, лобызая иконы, ещё касаются и лбом. Такого обычая у них нет. Или, допустим, чрезмерная видео и фотосъёмка, скажем, крестных ходов тоже кого-то напрягает.

Корр.: Я имею в виду не только какие-то внешние вещи, но всю совокупность разнообразных факторов: церковное образование, само состояние благочестия, семьи, весь уклад жизни, насколько он у них сохраняется сегодня в том виде, в каком они его сохраняли ранее?

Иг. Кирилл: Я регулярно посещаю просветительские лекции, что читаются на Белорусской, при старообрядческом Никольском храме. Познакомился с тем, как идёт процесс обучения в Старообрядческом духовном училище. Что касается училища – здесь акцент делается на практической стороне. Двухгодичный курс обучения, главный упор – на литургику, преподаёт её там старший головщик Покровского кафедрального собора Виталий Иванович Москвичёв, он издал пособие на эту тему. Можно вспомнить преподавание Ветхого Завета отцом Михаилом Родиным из Саратовской области, он возглавляет у них Отдел по религиозному образованию. Разбор ветхозаветных книг с толкованием, с постоянным диалогом со студентами. Нет заорганизованности, всё, если можно так выразиться, демократично.

         Историю Русской Церкви преподаёт пожилой преподаватель. С болью в сердце он говорит о том, как проходила реформа, как их ценности шельмовались, и благочестивая старина преследовалась. Отец Василий, молодой священник собора, проходящий обучение в Свято-Тихоновском богословском университете и учившийся в этом училище (слушая лекции Алексея Владимировича Муравьёва). Он преподаёт катехизис, святоотеческое богословие – они этот термин предпочитают наименованию «догматическое богословие», в котором им слышится какая-то схоластичность. Предпочитают говорить о святоотеческом богословии. Церковному пению очень много времени уделяется – целый день. Интересно, что основы богослужения преподаёт женщина, довольно эффективно, как я понял, послушав её на Белорусской. Проходят ежегодно тематические конференции. На мой взгляд, в целом училище плодотворно работает, полноценно, даёт хорошее систематическое образование, не загружено языками, в обучении акцент делается на богослужебной сфере.

Корр.: Вот Вы говорите святоотеческое богословие, а их как-то коснулось развитие отечественного богословия в XX веке, знают ли они труды В. Н. Лосского, например, и других эмигрантов, тех, кого используют у нас в семинариях, или это все мимо них прошло?

Иг. Кирилл: Ну, о. Василий наверняка это знает. Я из его уст слышал упоминание об о. Павле Флоренском, он говорил, что для человеческого разума догмат о троичности – бремя непосильное. Флоренский цитировался, не более того. А так, в основном, древние святые отцы упоминаются. А что касается вопросов канонических и богослужебных, то у них были авторитетные начётчики, такие как, прежде всего, епископ Арсений Уральский, которого они очень почитают, он у них во святых прославлен.

         Говорить о каком-то развитии богословия вряд ли можно. Хотя, возникает такой вопрос: а чем же они тогда занимаются на своих ежегодных Соборах и на Советах митрополии (аналог нашего Синода), собраниях благочинных? Они там разбирают конкретные случаи из богослужебной практики. Допустим, предметом рассмотрения был такой вопрос: как соблюсти внешний этикет, общаясь с не старообрядческими клириками? Или, допустим, какие-то прошения на ектениях восстановить. Такие сугубо богослужебные, канонические вопросы.

Корр.: Мы все немало говорим и пишем об опасности модернизации религии и, в частности, всех нас в Православной Церкви волнует тема: о нашествии экуменизма и вообще стереотипов внешнего мира. Как старообрядцы воспринимают эти процессы? Находятся ли они внутри или вне их, и какова их позиция по отношению к этим проблемам? Считают ли они это внутренним делом «никониан»? То есть они продолжают воспринимать свою Церковь, как последнюю крепость истинного Православия? Или, всё-таки, осознают, что живут в современном мире, и совсем изолироваться и предохраниться от него невозможно? И можно ли говорить о том, что у них внутри тоже имеет место борьба модернистов и традиционалистов, как это имеет место у нас?

Иг. Кирилл: Как правило, на такие вопросы: как относиться к встрече в Гаване с папой Римским или каково отношение к тому, что происходит в Среднеуральском монастыре, ответ такой – это внутреннее дело Московского Патриархата.

         Что касается модернизации в их среде. Какие-то робкие высказывания на эту тему, так, скажем, звучали в приходской периодике. Есть, мол, не совсем понятные термины, словообороты в богослужебных последованиях, с таким выводом, что, может быть, всё-таки стоит приблизить их к нашему пониманию, на церковно-славянской же основе, но чтобы было более понятно. Где-то можно встретить, что молитва «Спаси Боже, люди Своя», провозглашаемая второй раз (первый раз на литии, второй раз после Евангелия), бывает в сокращённом варианте. Или, допустим, для них серьёзный вопрос – это подрезание усов. У них это не допускается, и к тем из священников, кто это делает – соответствующее отношение. Такая как бы мелочёвка. Или, допустим, вместо: «О пособи́ти и покори́ти под нозе ея (державы – иг. К.) всякаго врага и сопостата» – просто: «Покорити ей».

Корр.: Теперь вопрос об отношении старообрядцев к нашей Церкви. Насколько я знаю, есть позиция и радикально агрессивная, и примирительная. Какая из них доминирует сегодня внутри старообрядчества? Что преобладает: традиционная вражда с «никонианами», старые исторические обиды, или всё-таки более современный подход?

Иг. Кирилл: Я бы не сказал, что вражда. Просто обособленность.

Корр.: То есть изоляционизм?

Иг. Кирилл: Обособленность. Читая старообрядческий календарь на 2021 год, я обратил внимание на одну статью, где говорится о клятвах, наложенных на Большом Московском Соборе 1666-1667 годов и потом снятых на Поместном Соборе 1971 года. Реакция такая – «неправильно наложенные клятвы падают на голову того, кто их наложил». Или чётко было обозначено: «Те, кто пошёл по пути реформы, отпали от единства Церкви». Я читаю во второй раз такую чётко сформулированную позицию. Первый раз это было, когда вышел молитвослов в юбилейный год, в 1988 году. Там в предисловии тоже говорилось: «Давайте разберём: католики, протестанты, православные-новостильники, старостильники. И что в сухом остатке? Именно мы. Не безпоповцы же, и не раздорники «беглопоповцы» (то, что сейчас называется «Древлеправославная Церковь»), а именно мы являемся Церковью». Нечто подобное говорят и в РДЦ, ещё более жёстко.

Корр.: РДЦ это что?

Иг. Кирилл: Русская Древлеправославная Церковь, во главе с патриархом Александром Калининым. Их кафедральный собор у метро Павелецкая.

Корр.: А митрополит Корнилий?

Иг. Кирилл: Он – предстоятель Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ).

Корр.: А касательно сохранения непрерывного апостольского преемства их иерархии? Как быть с этим?

Иг. Кирилл: У них есть ряд работ на эту тему. В основном это труды епископа Арсения Уральского и Фёдора Ефимовича Мельникова. Есть такие книги, как «Конец сомнениям в законности Белокриницкой иерархии», например. Они говорят, что Церковь временно была без епископов, которые отошли от чистоты веры, и она опекалась беглыми священниками, которые эту нить сохраняли. Получается в их логике, что как бы во вселенском масштабе не было епископов. Это самый серьёзный вопрос. Есть разные объяснения, что «у нас были святые епископы на небе». Наверное, слишком схоластично так подходить, что если на земле из-за гонений не было епископов, то и Церкви не было, а, может быть, они где-то были, и такие были разговоры, что в каком-то Беловодье и так далее. А потом произошел переход к ним в 1846 году митрополита Амвросия, бывшего Босно-Сараевского, находившегося на покое, за штатом, но служившего с Патриархом в Константинополе. Он был убеждён старообрядческими монахами и перешёл через миропомазание, которое совершил священноинок Иероним, бывший насельник Новоиерусалимского монастыря, старым миром, которое разбавляли. Почему священник помазал епископа? Как бы меньший большего. В ответ на это говорят так: а Патриарх разве не исповедуется у обычного священника?

Корр.: То есть они считают, что опасность модернизма и реформаторства, которая везде имеет место - не только в христианстве, а и во всех религиях, в том числе, и в Православной Церкви, их особо не касается, да? Они понимают, что нужно совместно противостоять, что рано или поздно эти тенденции начнут и их поглощать? Или они считают, что, мол, мы сами по себе, это ваши проблемы и так далее?

Иг. Кирилл: Митрополит Корнилий, как мне кажется, занимает среднюю позицию, он открыт к контактам, очень общителен, доброжелателен. Но среди его клира можно встретить разные позиции; например, одно время будировался вопрос о том, чтобы наложить клятвы на новообрядцев. Была по этому поводу большая дискуссия. Большинство было против, но некоторые были к этому склонны. Или, допустим, можно определить, как по лакмусовой бумаге, отношение ко мне. Уж насколько я доброжелателен и открыт, хотя слышу голоса, что это какой-то лазутчик к нам приходит, никонианский куратор старообрядчества и т.п. Но большинство, всё-таки, благожелательно относится, видя, что я человек открытый, искренне симпатизирующий и реально практикующий то, что и у них, а, может быть, в отдельных моментах и в более строгом варианте. Поэтому ко мне, в целом, положительное отношение. Но, опять-таки, они же не будут со мной молиться, не будут меня воспринимать как своего. Любезно, гостеприимно, но, в каноническом плане дистанция будет сохраняться. Иногда покусывают, могут «боднуть», но это все мелочи сравнительно с тем, что они перенесли. В «Истории Старообрядной Церкви» Ф.Е. Мельникова приводятся многочисленные примеры произвола со стороны чиновников и духовенства по отношению к старообрядцам даже после указа о веротерпимости 1905 года.

Корр.: Насколько я понимаю, изоляционизм все же преобладает?

Иг. Кирилл: Да, у них есть ощущение самодостаточности. У каждого из старообрядческих священников, мирян есть свой опыт соприкосновения с миром новообрядчества, в основном, негативный. Обычно говорят о том, что сокращаются службы, что повсеместно практикуется обливательное крещение и так далее. Но, в то же время могут быть и отдельные комплименты. Например, недавно, будучи на презентации фильма о старообрядцах юга России, один из героев фильма, священник Георгий Ефимов сказал, что когда собирались строить храм в Приморско-Ахтарске Краснодарского края, то он обратился к владыке Питириму, и тот, не колеблясь, пожертвовал 50 тысяч рублей. По тем временам это были довольно большие деньги. И когда этот священник приезжал ежегодно отчитываться за потраченные суммы, владыка сказал: «Что ты передо мной отчитываешься, ты Богу дашь ответ, так что смотрите сами». О. Георгий сказал о нём: умница, очень образованный человек, импозантной внешности и так далее…

(Окончание следует).

Беседовал Владимир Семенко,

главный редактор информационного портала

о религии «Аминь. SU».