Игумен Кирилл (Сахаров).

ЗЕЛЁНЫЙ ПРАЗДНИК ПОД ГОЛУБЫМ

НЕБОМ В ГЛУБИНКЕ.

         Можно было бы назвать эту заметку и по-другому, а именно – «Под плитой неразрешимых проблем» (о трудностях, возникающих при восстановлении сельских храмов). Мы приезжаем 18 лет в один из регионов дальнего Подмосковья. Да, кое-что нами сделано, не буду перечислять. Но ни одна из стратегических задач не была решена: не устранена угроза продолжения разрушений; храмы не наполнились даже минимально; не выявлено ни одного источника серьёзной помощи в ситуации «sos». Только вот недавно одна лесопилка пообещала благотворительно выделить древесину для восстановления ограды вокруг Казанской часовни в деревне Иваньково. Конечно, мы продолжим свои труды, я также по-прежнему буду рисковать получить кирпич на голову с разрушающегося свода в алтаре  какого-либо из опекаемых храмов. Мы по-прежнему будем отрывать от себя необходимые денежные средства и снова в изнеможении падать в конце каждого дня поездки (в отдельные дни у меня повышалось давление до 180/100, а пульс до 114.Таблеток было так много, что при их принятии несколько из них выпадали из ладони). Но, к сожалению, глобально это не решит проблемы. Почему? Причины здесь и в рациональной плоскости, и, честно скажу, до конца для меня непостижимы. Да, деревни вымирают от человеческого присутствия, обнажаются огромные пространства. Люди сильно обнищали.

         Попытки церковного возрождения в глубинке можно сравнить с тем (это я наблюдал в детстве), как пытаются завести вручную машину. После долгих усилий может быть и повезёт выбившемуся из сил водителю. Кое в чём повезло и нам. Честно говоря, результаты более чем скромные. Вот, например, Троицкий храм в селе Первитино. По данным на начало прошлого века приход насчитывал около 2 тысяч человек. На сегодня не удаётся пока создать ядро прихожан в 10 человек. Кроме Первитино ещё 8 деревень относилось к приходу, в некоторых из них были часовни. Что с деревнями, что с часовнями? Бог весть.

         Поездке предшествовало посещение в Подольске близкого родственника. После довольно эффективной работы на ответственном посту в администрации одного из подмосковных районов он проживает в элитном коттеджном посёлке. Его дом находится на окраине посёлка в лесной зоне. Всё очень красиво, отдыхается превосходно. У нас на приходе есть сад, очень тихо. Очень важно временно оторваться от "точки напряжения" насколько это возможно. Для меня это проблематично - гуляя по лесу,  я сделал полтора десятка деловых звонков по телефону.  С родственником, очень экспрессивным и напористым (эти его качества усугубились из-за тяжёлой болезни в последние годы) дискутировать желанием не горел.

         Поздно вечером вышел в сад подышать и пообщаться. Старался в беседе максимально сохранять выдержку. Приведу некоторые моменты из беседы. В прошлом коммунист, он очень болезненно реагирует на критику властей в советское время за гонения на Церковь (на следующий день за трапезой читали статью из последнего номера ЖМП, где рассказывалось о том, как сто лет назад под предлогом помощи голодающим грабили церковные ценности). Родственник (назовем его Вадим) помимо социалки в районе курировал восстановление храмов, при этом плотно контактировал с духовенством. Его вердикт: только процентов 20 производили положительное впечатление, а остальные, по его мнению, приспособленцы и рвачи. Приводил примеры с упоминанием роскошных домов и машин, невнимательностью и грубостью.

         Я привел пример знакомых священников, в частности, старообрядческих, которые жили очень скромно. На следующий день после визита пришла в голову мысль – извиниться за представителей своей «корпорации» (так он назвал духовенство) за эти случаи. «Вы не воспользовались шансом завоевать уважение и авторитет, ваш имидж на низком уровне, храмы пусты», - утверждал он. На мое сетование, что на местах власти не реагируют даже на самые скромные просьбы о помощи в восстановлении заброшенных храмов и часовен (речь шла о полах в одной часовне и о поправке деревянной ограды вокруг другой) Вадим заметил: «А они не имеют право это делать, т.к. в бюджете не заложена статья на эти расходы. Нарушения здесь чреваты уголовным делом». Я подумал: «А как же мы, имея доход со свечного ящика в сорок тысяч в месяц, а расход только за отопление – 100 тысяч в месяц, умудряемся в течение более полутора десятка лет оказывать эту помощь? Было бы желание и сознание важности этого дела – это главное».

         Пишу эти слова, а в это время в храме закатывают старую ковровую дорожку – для транспортировки ее в один из храмов глубинки, плюс два подсвечника для другого храма). Эх, глубинка, глубинка – ты уже не тот крепкий тыл, который был в годы Великой Отечественной. Твои раны и руины глубоко печалят,  вызывают горечь и уныние. Доживу ли до того момента, когда ситуация изменится к лучшему? Удастся ли «поставить на рельсы» те храмы и часовни, которые мы пытаемся реанимировать? Вот если бы продать тот дом, в котором я гостил, то можно было бы за год восстановить все храмы и часовни района. «Иди, продай свое имение и раздай нищим». А разве эти храмы, осиротелые колокольни которых напоминают костлявые руки, в отчаянии воздетые к небу – не являются тоже «нищими»?! Где десятина на них у всех живущих в каком-либо населенном пункте (для далеких от Церкви, она могла бы пойти на восстановление памятника архитектуры).

         Незадолго до поездки побывал и на юбилее старообрядческого митрополита Корнилия. Несколько дней жил под впечатлением. Всегда стараюсь написать заметку о каком-либо мероприятии в самый день его проведения, так сказать, по горячим следам. Опыт показывает, что если сразу это не сделать, то могут помешать очередные дела, а это будет в ущерб оперативности подачи материала. Конечно, в спешке, в стремлении закончить статью во что бы то не стало, часто за полночь, случаются огрехи, что-то упускается и т.п. В своем выступлении на юбилее митрополита я отметил его организационные способности. Действительно, он очень добросовестно относится к своим обязанностям, не просто спускает директиву вниз, а вникает во все детали, с пониманием и снисхождением воспринимает встречающиеся сложности.  Не так, как в той байке, когда мыши пришли жаловаться высокому начальнику на кота – агрессивный, мол, житья от него нет. Начальник дал совет: «Приобретите шкурки ежиков и ноу проблемз». Мыши растерянно: «А как это сделать?» Начальник: «Ну, слушайте – я вам указал стратегическое направление решения вопроса, а уж детали, тактические моменты за вами»…

         Я сравнил юбиляра с такими прекрасными творениями Божиими, как конь (трудолюбивый), дельфин (доброжелательный), орел и лев (они были навеяны библейскими образами и толкованием на Шестоднев святителя Василия Великого). Орел парит над землей, над мирской суетой, чужд привязанности к материальному – он выше этого. Вот и митрополит Корнилий весьма умерен в этом плане, как говорится, без дач и кляч. Небольшой домик в подмосковных Гуслицах построен со вкусом и без излишеств.

         Рядом уютная церковка, в которой владыка по утрам вычитывает дневные каноны. Высокое дерево – современник первых поселенцев – гонимых ревнителей старой веры. Огородик, где он любит трудиться. Неподалеку лес, куда в одиночестве ходит на прогулки. Напротив дома – деревенское кладбище со множеством высоких белых восьмиконечных крестов, похожих на воинов в блестящих латах. Помню, как был обескуражен, как, подъехав к домику владыки, я не встретил там ни когорты прислужников, ни парка современных авто. Ни-кого и ни-чего.

         На праздничную трапезу в дом причта на Рогожском мог прийти любой желающий, выступить с поздравлением тоже. Важно, что на столах не было крепких напитков. Я сидел в конце гостевого стола и, честно говоря, переживал, как бы не прозевать рыбные блюда. На сей раз я сидел далековато от архиерейского стола и посему не мог восполнить свой рацион, потаскивая рыбу из митрополичьего блюда. Это было невозможно еще и потому, что на краю архиерейского стола – на границе с гостевым столом была гирлянда из красивых цветов – это блокировало поползновения. Но все равно голодным не остался. Особенно понравились пирожки (перехватить несколько их штук прилюдно по окончанию трапезы я не решился – обычно это делают, по моей просьбе, сопровождающие меня члены общины, коих на сей раз не было). Сидел рядом с о. Андреем – настоятелем соседнего со старообрядческим собором храма и, поглядывая то на него, то на митрополита, был озадачен: у кого же из них борода наиболее длинная и благолепная.

         Для меня давно загадка – и как это старообрядческий владыка мог меня, человека взрывного и капризного, приручить? Вот уже в течение многих лет я безропотно реагирую на все его приглашения, предложения выступить, приехать, что-то написать. Ответ, похоже, нужно искать у Ф.М. Достоевского. В его романе «Братья Карамазовы» старец Зосима рассуждает: перед иным человеком задумаешься – как на него воздействовать – строгостью или смиренной любовью. Выберешь смиренную любовь – и будет успех. Вот владыка Корнилий поистине носитель этой смиренной любви – в этом разгадка его благоприятного воздействия на людей. Он болезненно реагирует на любую неделикатность, грубость со стороны сотрудников. Помню, как меня поразила его реакция на то, что какой-то чиновник (кажется, в Кузбассе) не стал с ним встречаться (возможно, что по наущению новообрядческих деятелей).

         Владыка стал оправдывать его – наверное, он был очень занят и т.п. Или когда узнал, что Владимир Вольфович Жириновский (кстати, автор брошюры, где позитивно отзывается о старообрядцах), войдя в Покровский собор во время службы, стал по нему расхаживать, рассматривать иконы. Предупредили его раз, два – ноль реакции. Когда же в начале чтения экса-псалмов (шестопсалмия) он опять проигнорировал, его подхватили под руки и бережно приземлили на травку во дворе.

         На следующий день побывал в Сергиевом-Посаде – было острое желание поклониться святыням Лавры, помолиться у мощей прп. Сергия – сугубо о благоприятном исходе очередного судебного заседания по претензиям к нашей земле. Побывали на Литургии в одной из городских церквей. Странно – ни колокольного звона, ни проповеди. Все три иконостаса из набора живописных изображений софринского приготовления. В Лавре были открыты все храмы – в бытность мою здесь студентом духовных школ был открыт только Троицкий собор. При прикладывании к мощам угодников Божиих невольно пришлось отвечать на вопросы паломников.

         Проходят экскурсии, с народом общается дежурный иеромонах. Этого, однако, на мой взгляд, недостаточно. Почему, например, нет регулярных бесед с паломниками по догматике, истории Церкви, литургике, Священному Писанию и т.д. Ведь практически все насельники Лавры заканчивали Духовную академию. В Трапезном храме могли бы все желающие расположиться. Почему нет проповеди после каждого акафиста у мощей Преподобного минут на 5-10. То же самое в Академии – в ее храме и тем более в актовом зале - здесь можно было бы регулярно показывать видеофильмы. Почему бы не предоставлять возможность приезжему духовенству сослужить очередному иеромонаху, читая акафист у мощей? Сколько неиспользованных возможностей!

         А ведь как это актуально по причине недостаточности просвещенности людей в делах веры, из-за чего они становятся добычей разных сект. В академическом саду неожиданно было видеть столики, где целыми семействами принимали пищу. Не понял, почему был демонтирован здесь памятный крест с именами преподавателей Духовных школ, живших как до революции, так и в послевоенное время. Есть только новая могила – не так давно скончавшегося на 92-м году жизни заслуженного профессора Академии К. Е. Скурата (когда в 1980-м году я поступил в МДС, он был у нас классным руководителем).

(Окончание следует).