Александр Aфанасьев.

СЛУЧАЙ И СЛУЧАЙ

Рассказ-притча о смысле жизни

         Эту историю мне рассказал мой друг, тоже дипломат, тоже в отставке. В отличие от меня он прошёл дипломатический путь, можно сказать, до конца.  Был послом в крупной стране, побывал во многих странах, многое в жизни пережил и повидал. Время от времени – то в месяц раз, а то и реже – мы встречаемся с ним в одном и том же столичном кафе и, по возможности, за одним и тем же столиком. Гоняем чаи-кофеи и неспешно беседуем. Иной раз часа полтора, а в другой – и до трёх дотягиваем. Говорим о политике - как без неё дипломату, даже бывшему, обойтись! Вспоминаем эпизоды из своей дипломатической практики – каждый собственные. Обсуждаем общие жизненные коллизии и частные семейные проблемы. Конечно, и здоровьем друг друга интересуемся. В общем, как говорится, сверяем друг по дружке стрелки житейского компаса.

         В этот раз мой друг почему-то вспомнил забавный случай из своего далёкого детства. А родился он, надо сказать, не в Москве, как большинство дипломатов, и даже не в крупном провинциальном городе, а в обычной русской (советской, разумеется) деревне. Причём очень далеко от столицы. Было ему, по его рассказу, лет одиннадцать. Он, как это водится у деревенских ребят, вместе с другими мальчишками собрались стайкой после уроков на краю деревни. День был майский, тёплый, ясный. Идти домой никак не хотелось, да и взрослых дома не было: все были на полях – кто на посевных, а кто на огородных работах. Собрались они впятером, и верховодил у них Егорка. Крепкий малый, он, подражая взрослым, покуривал, вворачивал к месту и не к месту матерные слова и вообще строил из себя, как ныне сказали бы, крутого.

         Местом «мальчишника» Егорка выбрал лужайку с дубовым бревном посредине, что соседствовала с Матрёниным двором. Лежало здесь это бесхозное бревно с незапамятных времён и служило всеобщей «завалинкой», у которой даже парни с девчатами вечерами посиживали. От частого посещения и постоянного трения выглядело бревно отполированным в отдельных местах, словно слоновая кость. Ребята то просто сидели на бревне, греясь на солнце, то дурачились, бегая вокруг него, а то перекидывались шутливыми словами, болтая обо всём и ни о чём. На эту-то болтовню к ним и подсел проходивший мимо дед Аким. Послушал-послушал он нехитрый мальчишеский разговор, да и сам ввязался в беседу. Стал говорить мудрёные слова о смысле жизни, о необходимости вести себя хорошо и прилежно учиться. А ещё о том, что нельзя растрачивать время попусту и что в жизни всё имеет значение и свой скрытый поучительный смысл.

         Дед Аким был личностью на селе примечательной. Как все люди его поколения, он и на войне побывал, и в колхозе немало потрудился, и троих детей по чести вырастил. Теперь давно уже был на пенсии, жена лет пять назад умерла, а дети разлетелись кто куда. Пенсия у бывших колхозников, как известно, не ахти какая, но дети не забывали старика: то посылку пришлют, то деньжат подбросят. На жизнь ему вполне хватало. Пока была жива жена, дед Аким заботился о ней, во всём помогал, домом прилежно занимался, хозяйство исправно держал. А после её смерти на хозяйство махнул рукой, огород запустил, а от живности – один кот остался. Даже собаку для души не заводил. По вечерам всё книжки читал, а днём по деревне бродил, к людям с разговорами приставал. Бабы охотно перекидывались с ним словами, уважительно к нему относились. А мужикам всё некогда: иной отмолчится, а иной и подальше деда пошлёт, чтобы от дел не отрывал.

         Егорка знал о сомнительной репутации деда Акима у мужиков, а потому и сам был о старике весьма невысокого мнения. Для Егорки дед был просто пустым местом – бездельником, бесполезным и никчёмным человеком. Заметив, что ребята всё с большим интересом прислушиваются к словам деда, Егорка ревниво и грубо оборвал старика. «Кончай, дед, заливать! - сказал он ершисто. – Никакого-такого смысла в жизни нет. Вон Ванька тёти Нюрин намедни чуть в кадушке не утоп. Если бы Матрёна во двор не вышла да не вытащила его за ноги из бочки, так бы захлебнулся и помер. Вот и весь смысл жизни!».

          Этот случай был известен всем в деревне. Тихий шестилетний Ваня, младший из трёх детей солдатской вдовы Анны Пантелеевой, перелез в Матрёнин двор через забор, прокрался тайком к большой бочке с водой, лёг животом на её край и захотел в воде рукой поплескаться. Но до воды всё никак не мог дотянуться. Сполз немного пониже, да и бултыхнулся в воду вниз головой. Руками отжимается, но голова из воды не выходит. Захлёбываясь, стал колотить ногами по краю бочки. В этот-то критический момент из избы выскочила Матрёна, выхватила за ноги бедолагу, да и спасла мальца от неминуемой смерти. Как полагается, врезала ему по заду, вывела за ворота и домой отвела – от греха подальше. Не удержалась и соседям рассказала. А те, как водится, по всей деревне раззвонили, да ещё и ужаса напустили.

           Дед Аким не обиделся на грубые, неуважительные слова Егорки, а как бы даже обрадовался им. «Мал ты ещё, Егорий, чтобы о смысле жизни рассуждать, - всего-то и сказал он грубияну. - Мало каши ел, а потому главного не разумеешь. В жизни есть случаи, а есть и случаи. Случай – это всё пустое, что с нами происходит, обычное, за каждый день, не заслуживающее внимания. А случай – это совсем иное дело. Это то, что Господь насылает для нашего вразумления, что раздумки требует, что смысл человеческой жизни нам показывает.

Взять хотя бы того же Ванятку. Ведь мальчишка и мухи не обидит. Вот, думаю, Господь и решил его проверить, по-настоящему испытать. Взял и подпустил к нему беса. Ведь всё плохое не сам же Господь делает, а беса-смутьяна, беса-каверзника на людей напускает. Вот бес и пристал к мальцу. Заставил его в чужой двор залезть, к бочке прямёхонько подвёл и в конце концов, в воду столкнул. Но у Господа в таких случаях бес не сам по себе ходит, а ангел его сопровождает и благую волю Господа исполняет. Матрёна ведь сама сказала, что её в этот момент в сердце кольнуло, страх обуял. А это уже дела ангела, который Матрёну выскочить из избы надоумил и дал ей возможность мальчонку спасти. Вот и получается, что Ванятку вовсе и не Матрёна спасла, а через ангела Господь его из беды вызволил, к новой жизни подвёл, заново заставил родиться!»

          Сказав всё это, дед Аким вдруг заторопился и ушёл, объяснив, что кот Васька до сих пор не кормлен. Оставшись одни, ребята в угоду Егорке посмеялись над стариком, но, почувствовав себя неловко, тоже разошлись по домам. Мой друг помолчал немного, а потом, слегка поколебавшись, признался. «В моей личной жизни, - сказал он, - дед Аким сыграл тоже, можно сказать, роль случая. Стал домой приглашать, беседовал, к книжкам пристрастил. Да не просто давал книгу почитать, а просил пересказать суть прочитанного, разъяснял задумку автора, до глубинного смысла докапывался. Вскоре наша семья при поддержке родственников перебралась в областной центр, на самую окраину города. Книги я продолжал читать, ни одной новинки не пропускал. Учился легко, увлёкся общественной работой. По окончании школы как отличник и секретарь комсомольской организации был рекомендован обкомом партии для поступления в МГИМО. Окончил с отличием, поступил на работу в МИД. А дальше всё пошло как по накатаному: служба, должности, ранги».

          В разговоре возникла пауза. Друг сидел задумчиво, уставившись в одну точку на скатерти стола и словно утонув мысленно в своём прошлом. Потом, очнувшись, проговорил, как бы подводя итог нашей беседе. «Трое других участников нашей мальчишеской компании давно покинули деревню, обзавелись семьями, живут нормальной, полноценной жизнью. Из одного Егорки ничего путного в жизни не вышло. После армии возвратился в деревню, работал электриком, но душа к делу не лежала. Женился-разводился, детей нарожал, но ни он душой к детям не прилеплялся, ни дети – к нему. В конце концов, запил по-чёрному и лет десять назад умер: печень совсем отказала». Помолчав ещё немного и просветлев лицом, друг поставил важную смысловую точку в нашем разговоре. «Что же касается Ванюшки-“утопленника”, - улыбаясь, произнёс он, - то это особая статья. Он сейчас священник, протоиерей, служит в одном из столичных храмов. Светлой души и ясного ума человек. Преподаёт богословие в духовной академии, книги пишет. Народ к нему в храм валом валит, но и большие люди в нём духовника ищут. Я сам у него время от времени исповедуюсь и выхожу от него словно другим человеком: такая благодать от него исходит».

           Посидели мы ещё немного, каждый думая о  своём, да и разъехались по домам. Но разговор этот запал мне в душу и всё никак из головы не выходил. Дело в том, что давно меня мучил вопрос, почему одни люди живут активно, с полной отдачей сил, а другие эти силы словно бы экономят, живут по инерции, скупо отмеряя свои физические и духовные траты. Вроде бы и умом они не глупее первых, и душевно не столь уж испорчены, но нет в них внутреннего огонька, душевного горения. Рассказ друга приоткрыл мне завесу в моих душевных поисках, дал некий ключик к моим размышлениям. Смысл нашей жизни, причём жизни каждого из нас, думается мне, заложен не столько вовне, сколько в нас самих. Конечно, человеческая жизнь имеет свои закономерности, свою логику, свой внутренний смысл. Но пока сам человек не задумается об этом, не побудит свой ум и свою душу к осмыслению всего происходящего с ним, его собственная жизнь, по сути, лишена смысла. Да и не живёт он по-настоящему, а лишь существует на Земле.

         Помимо физического рождения - появления на свет поневоле, по умыслу своих родителей - у каждого человека обязательно должно произойти в жизни его собственное рождение - рождение осознанное и духовное, рождение личностное. Здесь не всё и не всегда зависит от самого человека. Здесь  тоже нужна своя «повивальная бабка» - свой случай, свой дед Аким. С Иваном Пантелеевым всё понятно: ему второе рождение дал Господь и Сам повёл его по Своему пути. Мой друг своим вторым, духовным рождением во многом обязан деду Акиму. Трое его сверстников, возможно, повторно родились, а возможно, ещё ждут своего часа духовного рождения, которое может случиться даже не у них, а у их детей-внуков. Беда же Егорки – многоуровневая, глубинная беда - состоит даже не в его личной никчёмной, лишённой смысла жизни, а в том, что он украл смысл жизни у своих детей, а возможно – и их потомков. Особенно, если его собственная загубленная жизнь их ничему не научит.

        Второе рождение, думается мне, бывает не только у отдельных людей, но и у целых народов. Пока они, поколение за поколением,  не задумываются о смысле своего бытия и своём сущностном предназначении, они тоже не живут, а просто выживают, действуя по принципу: «день пережит – и слава Богу!». Лишь серьёзно задумавшись однажды и ухватившись за свой Случай, как за якорь спасения, мы получаем шанс на духовное и культурное возрождение и на Жизнь осмысленную и одухотворённую, достойную Человека и Человечества.