Александр АФАНАСЬЕВ
ДВУЛИКИЙ ЯНУС.
К 85-ЛЕТИЮ МИХАИЛА ГОРБАЧЁВА.
3 марта с.г. исполнилось 85 лет со дня рождения Михаила Горбачёва. Снова в российской столице шумный тусовочный ажиотаж в редеющем либеральном стане, стремящемся, подобно молодящейся модной даме, привлечь к себе внимание любым путём, вплоть до скандальности. На сей раз либеральный бомонд собрался в переполненном банкетном зале гостиницы «Рэдисон» - с отдельными столиками, вызывающей роскошью, VIP-персонами, включая посла США, льстивыми речами и морем шампанского. Повод – воздать неумеренные почести и выразить эпатажную признательность родоначальнику «перестройки», приведшей к разрушению Советского Союза и торжеству российского либерализма.
За пределами банкетного зала, в стране и за рубежом, люди тоже отметили это событие, причём, хотя и по-разному, но в целом намного более сдержанно и со значительной долей негативизма. Весьма примечательны в этом плане результаты опроса ВЦИОМ, специально приуроченные к юбилею последнего генерального секретаря ЦК КПСС и первого-последнего президента СССР. 92 процента опрошенных не скрыли свой негативизм в отношении дел и личности Горбачёва, но половина из них выразила готовность простить его («заботился о благе страны, однако допустил ряд серьёзных просчётов»), а вторая половина сочла его недостойным прощения.
Лишь 12 процентов опрошенных россиян решились дать полностью позитивную оценку, сочтя, что Михаил Горбачёв был «смелым человеком», и вполне допуская, что он «сделал всё, что на тот момент было возможно». Над этой цифрой следует поразмышлять. Если 92 процента россиян как бы спрашивали себя, могут ли они простить этого несомненного «грешника», и колебались в определении своего душевного настроя, выражая тем самым непростой характер русского и всего российского народа, то 12 процентов руководствовались соображениями совсем иного плана. Это та самая абсолютно малая часть страны и народа, которая либо преуспела именно в процессе разлома собственной страны, либо, несмотря ни на что, решила отстаивать либеральные ценности «до упора». Но, судя по опросу, даже среди них как минимум треть готовы признать «серьёзные просчёты» не только лично за Горбачёвым, но и за олицетворяемым им либерализмом.
За рубежом юбилей «Горби» (умилительное прозвище Горбачёва) прошёл на удивление тихо и незаметно. Даже в прессе облагодетельствованной им Германии не было ни благодарственных передовиц, ни аналитических «подвалов». Такое впечатление, что для Запада ныне здравствующий по-русски сложный Михаил Горбачёв представляет собой политический нонсенс: то ли уже умер для них, то ли не вызывает интереса как полностью отработанный материал. Лишь в сложной самой по себе Чехии, раздираемой приязнью и неприязнью к современной России, была опубликована заслуживающая внимания статья Петры Прохазковой под говорящим названием - «Россияне не поздравляют Горби с днём рождения. Для них он олицетворение упадка и проигрыша Западу».
В статье Прохазковой Михаилу Горбачёву приписывается «попытка реформирования коммунистического самодержавия». Он именуется непризнанным в собственной стране «борцом за свободу». Прохазкову печалит тот факт, что более 80 процентов нынешних россиян самым худшим временем считают рубеж 80-90-х годов прошлого века, связанный с именами Горбачёва и Ельцина. Правда она сама признаёт, что многое из того, что оставил после себя Горбачёв, он сделал «невольно», «сам того не желая». При этом самую большую личную заслугу Горбачёва перед Западом Прохазкова видит в том, что он «не противился этому процессу». То есть процессу разрушения Советского Союза.
Начав свою статью, что называется «за здравие», Петра Прохазкова закончила её, по сути, «за упокой». «Борец» у правдолюбивой, но не любящей Россию чешки получился «невольным» (с совсем иными замыслами!), да к тому же ещё и немного предателем: мог, но не захотел и не стал противодействовать губительному процессу разрушения великой державы. Вместо дифирамба получилась эпитафия, а вместо защиты – приговор. А всё потому, что Михаил Горбачёв, политик и человек, жил в непростое время, был сам по себе непростой личностью и принимал, по обстоятельствам, очень противоречивые решения, отзывавшиеся радостью и болью, большими надеждами и трагическими разочарованиями, мифическим созиданием и реальным катастрофическим разрушением.
В древнеримской мифологии первым среди богов считался бог Янус, символизировавший вход и выход, начало всех начал, а также некие «ворота», отпиравшиеся на время войны и запиравшиеся во время мира. Он изображался с двумя лицами, якобы обращёнными в прошлое и будущее. Среди правителей он был в чести, а народ заподозривал его в лицемерии. Михаил Горбачёв богом себя вроде бы не считал, но в своё «первенство» веровал свято, был причастен к «началу» и «концу», стремился к миру, но не брезговал войной, да и лицемерия в нём было более чем достаточно. Короче, на мой взгляд, он был классическим Янусом, а в советской иерархии – почти богом.
Меня, да и не только меня, давно мучил и сегодня не даёт покоя вопрос: как так получилось, что генеральный секретарь ЦК КПСС, первый человек в партии и стране, всем им обязанный, сам(!) выступил инициатором политико-идеологического процесса, который, в конечном счёте, привёл к ликвидации партии и полному развалу страны? И при этом продолжает считать себя искренним патриотом России и убеждённым сторонником социалистической идеи! Прав Фёдор Тютчев: уму (западному – в особенности) это, действительно, непостижимо. Но ещё более прав мой земляк Виктор Черномырдин с его бессмертным афоризмом: «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». На практике в России, оказывается, всё возможно.
Начну с истоков. Формирование личности начинается, как известно, с детства. И не только личности, но и целой системы, политической – в том числе. Советская система символически начиналась с мальчика Павлика Морозова и вполне логично закончилась мальчиком Мишей Горбачёвым. В чём смысл социального символа пионера Павлика Морозова? В безукоризненной честности, принципиальной бескорыстной убеждённости и жертвенной готовности отстаивать свою неофитскую веру, толкнувшую его на бунт против кулацких нравов собственной семьи. Пусть этот образ был во многом мифическим, созданным с определёнными натяжками, но смысл его был именно таким и именно таким его воспринимала вся советская детвора.
У Миши Горбачёва и его семьи получилось всё точно наоборот. Семья будущего генсека была не просто образцово коммунистической, а принадлежала к столпам советской государственной системы. Но нравственный душок в ней был, без преувеличения, собственническим. Отец, председатель колхоза, посадил своего шустрого сына за штурвал комбайна. Тот его не подвёл. Время было голодное, и хлеб был в цене: в 1948 году в СССР были отменены хлебные карточки. В благодарность за хороший урожай на Ставрополье решено было не скупиться на награды. И папа, ничтоже сумняшеся, воспользовался ситуацией по максимуму и представил своего сына даже не к медали, а к ордену. Так родился мальчик-псевдогерой – символ клонящейся к закату советской эпохи.
Что не так с Мишей Горбачёвым, его семьёй и его временем? Всё не так. Вряд ли какому-то другому школьнику председатель колхоза доверил бы комбайн: и машина очень дорогая, да и ответственность по тем (сталинским!) временам была огромная. Но для своего сына стоило рискнуть. Когда риск оправдался, можно было просто, по-человечески порадоваться за себя и за сына. Но Сергею Горбачёву захотелось большего. Опять-таки рискуя навлечь на себя гнев начальства за «семейственность», он настаивает на включении сына в наградные списки, за попадание в которые велась тогда нешуточная борьба. Все всё прекрасно видели и понимали, но решили ублажить уважаемого человека: авось и он для них что-то «доброе» сделает. В принципе Миша получил награду, хотя и за дело, но он мог и, самое главное, не должен был её получить, если бы всё делалось по совести и по закону.
Сам Миша был не очень щепетилен в вопросах совести, но соображал быстро и действовал крайне расчётливо. Подобно отцу, он из своего полуслучайного преимущества перед сверстниками решил извлечь максимум возможного. Еще, будучи школьником, он вступил в партию. Затем как орденоносец и член партии он осчастливил главный вуз страны, избрав профессию юриста, обеспечивавшую прямое вхождение в советские властные структуры. Однако, возвратившись в родные пенаты с молодой, образованной и не менее честолюбивой супругой, молодой юрист сразу смекнул, что судебная лестница для него слишком крута, извилиста и далеко не безопасна. Ему хватило пары месяцев, чтобы разобраться во всём и избрать для себя более лёгкий и абсолютно надёжный путь во власть – путь комсомольского «вожака» и партийного функционера.
Михаилу Горбачёву в его партийной карьере с самого начала чертовски везло. И дело не только в папеньке и семье. Сам Ставропольский край был настоящим кладом. Будучи одной из главных житниц страны, Ставрополье славилось в СССР ещё и своими курортами, куда слетались, как мухи на мёд, представители высшей партийной и советской «номенклатуры». Кроме того, в многонациональном регионе, изобиловавшем горскими народами, были в высшей степени востребованы такт, мягкость манер, доброе слово и душевное обращение. А Михаилу Горбачёву этих качеств не надо было занимать: он обладал прирождённым даром актёрского перевоплощения и инстинктивного приспособленчества. Но при этом он никогда не забывал о личной выгоде, обращая свой дар в карьерное золото. Его партийная карьера в Ставрополье состоялась с головокружительной быстротой: уже в 39 лет он достиг её пика, став первым секретарём Ставропольского крайкома КПСС.
Но провинция – это одно, а столица – совсем другое дело. Долгие 8 лет ушли у Михаила Горбачёва на штурм Москвы. Несмотря на покровительственное отношение Леонида Брежнева, Юрия Андропова и Михаила Суслова, официальная Москва никак не сдавалась «обаяшке» Горбачёву. «Взять» Москву удалось лишь в ноябре 1978 года, причём только с третьего или четвёртого захода, но зато уже в качестве секретаря ЦК КПСС, затем - кандидата в члены Политбюро и, наконец, члена Политбюро.
Но для честолюбивого Михаила Горбачёва и этого было мало. Следующие семь лет он потратил уже в самой Москве на целеустремлённое завоевание высшего поста в партии и государстве. В марте 1985 года и эта цель была достигнута: начав с руля комбайна, он в 54 года встал у руля страны. С мечтами было покончено, и наступило время химер. Янус-Горбачёв с ходу меняет своё обличие: из олицетворения карабкающегося вверх льстивого Честолюбия он становится олицетворением торжествующего державного Тщеславия. Теперь он нацелился, ни много, ни мало, на завоевание всего мира, но не силовым способом, а всей мощью своего неотразимого (как ему казалось) обаяния.
Михаил Горбачёв вряд ли сумел стать генсеком собственными силами, без помощи извне. В Политбюро дураков не было. Старую партийную гвардию было трудно удивить или обмануть. Честолюбцев они и не таких видывали, а личное обаяние их смущало и настораживало. Но время работало против партийных ортодоксов, и смышлёный Горбачёв решил этим воспользоваться и зайти с тыла. В мае 1983 года в Канаде при посредничестве посла Александра Яковлева (будущая его правая рука!) он добился аудиенции у премьер-министра Пьера Трюдо. Не выкладывая всех карт, он сумел вызвать интерес у собеседника своим «нетрадиционным» образом мыслей. Почва была подготовлена, и в декабре 1984 года состоялась решающая встреча Горбачёва с Маргарет Тэтчер – по её приглашению, в её личной резиденции, в атмосфере подчёркнутой доверительности. По сути, это был сговор.
В своих мемуарах Андрей Громыко подчёркивал, что на заседании Политбюро выдвигал Михаила Горбачёва в генеральные секретари ЦК КПСС «по личной инициативе». На лукавом дипломатическом языке это должно означать: 1) никакого давления со стороны на меня не было; 2) а если и было, то я не обратил на него никакого внимания; 3) а если и обратил, то в этом я никогда не признаюсь. Факты говорят о другом. Сразу после конфиденциальной беседы с Горбачёвым Тэтчер прямиком отправилась в США и имела там продолжительную беседу с Рональдом Рейганом. Думается, она убедила президента США сделать ставку на Горбачёва и всеми доступными средствами содействовать его приходу на вершину власти в СССР. Как министр иностранных дел Громыко не мог не быть в курсе всех сомнительных телодвижений Горбачёва за рубежом. Если же именно он настоял на его кандидатуре, то выводы напрашиваются сами.
Удивительное дело: пока Михаил Горбачёв лишь стремился к власти, всё у него ладилось и получалось по задумке; но как только он этой власти достиг, удача сразу изменила ему. А всё в том, что у библейского порока тщеславия есть масса своих собственных пороков, и главные из них – самообман, окружение льстецами и подхалимами, скороспелость решений, лихорадочный азарт игрока. Перестройка свелась к очернительной гласности, ускорение – к запарыванию собственной экономики, борьба с алкоголизмом – к вырубке виноградников, а миротворчество – к уступчивому конформизму в отношениях с Западом и, в конечном счёте, к предательству интересов собственной страны и своего народа, которым он с раннего детства публично присягал.
В интервью в газете «Parlamenti listy» (Чехия, 3.03.2016) аналитик Лукаш Визингр высказал вполне здравую мысль. «Длительный период кажущегося мира и ложного ощущения безопасности привёл к тому, - сказал он, - что наверх поднялись слабые характером и невнятные политики, которые, разумеется, окружены себе подобными и формируют определённую систему поведения». Эта мысль должна была в какой-то мере объяснить, почему западные политики проигрывают сегодня Владимиру Путину. Она вполне применима и к ситуации в КПСС и СССР горбачёвского периода. Но она годится для объяснения феномена Горбачёва лишь в объективном плане, а в субъективном отношении всё намного сложнее.
В феномене Горбачёва «слабость характера» и «невнятность политики», как говорится, де факто имели место быть. Но, в отличие от руководителей Запада, где эти черты являются сущностными, в руководителе СССР их по определению не должно было быть. Генеральным секретарём ЦК КПСС просто нельзя стать бесхарактерному человеку: его сотрут, затопчут и загонят в гроб на самых далёких подступах к вершине. Судя по Азербайджану, Грузии, Литве и по Москве того времени, Горбачёв и не был таковым. Он был, как все, там, наверху. Просто сегодня и в некоторых случаях ранее ему выгодно было выглядеть слабаком, прекраснодушным Маниловым. Однако это всего лишь роль, одна из личин даже не двуликого, а многоликого Януса.
Моё личное отношение к Михаилу Горбачёву никогда не было однозначным. Был короткий период, когда я радовался его приходу во власть. Потом наступил период недоверия и разочарования. Во время Беловежья и путча я презирал его. Но с некоторых пор, ещё живой, он уже умер для меня, и я с недоумением встречаю его нескромное и неуместное напоминание о себе. Многих людей Господь наказывает за грехи, забирая их жизнь раньше времени. Для Горбачёва Он избрал совсем иную форму наказания – кару никчёмным долгожительством. И я не хотел бы быть на его месте, несмотря на всю его удачливость и заёмное богатство.
Расскажи друзьям:
|