Александр АФАНАСЬЕВ

МУЖИК И ЦАРЬ. ИВАН ПОСОШКОВ –

ПЕРВЫЙ РУССКИЙ НАРОДНЫЙ ПРАВДОПИСЕЦ

57 лет назад, на первом курсе исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тема моей курсовой работы была сформулирована очень просто – «Иван Посошков. Книга о скудости и богатстве». Тему придумал не я. Её мне предложил руководитель семинара, известный российский медиевист, простоватого вида профессор Пётр Павлович Епифанов (1909-1992). Будучи сам по происхождению из низов, он, по-видимому, очень уважал выходца из крестьян Ивана Тихоновича Посошкова (1652-1726) и весьма ценил его труд. Доверив мне эту тему, он, думается, тем самым выказал мне уважение и дал возможность проявить свой потенциал.

            Тогда я ни о чём таком не думал и работал, с одной стороны, в силу необходимости, а, с другой стороны, я и сам был очень впечатлён личностью автора, его проницательным умом и его подвижничеством. Всё это мне, по-видимому, удалось отобразить в моей курсовой работе. Я получил за неё не только отличную оценку, но и своеобразную похвалу от преподавателя. «Лет через 40, - сказал Пётр Павлович при всей группе, - вы возьмёте в руки эту работу и подумаете, какой же умный я когда-то был». То есть, как бы подразумевалось, что я ничего равного своей студенческой работе уже никогда не напишу. К сожалению, я эту работу не сохранил и пишу сегодня о Посошкове вновь с чистого листа.

           И вновь он меня поражает. Причём не только фундаментальным анализом далёкой от нас петровской эпохи, но проникновением в суть времён и пророческим видением судьбы России, её вечных проблем и неразрешимых задач. Читаешь заскорузлые, архаичные словеса Посошкова и невольно вздрагиваешь от какого-то мистического совпадения времён и ситуаций. Нельзя в этом случае не подивиться уму и аналитическому чутью нашего американского друга/врага Генри Киссинджера, который отмёл сравнения Владимира Путина со Сталиным и Иваном Грозным, признав в нём убеждённого последователя Петра I.

           Для самого Путина, разумеется, это лестное сравнение. Но, во-первых, быть Петром Великим и следовать по его пути, подражая славному предку, – это две совершенно разные вещи. А, во-вторых, никто до сих пор по-настоящему не подсчитал, чего стоило российскому народу упёртое западничество великого Петра. Убеждён, что, если мы хорошенько всё взвесим и тщательно подсчитаем, то окажется, что чаша народных бед намного перевесит все петровы победы и достижения.

              Да, мировое достоинство российской державы было поднято на небывалую высоту. Да, не только сам Пётр озвучил претензию России на европейское лидерство, но и наши друзья/враги, по сути, вынуждены были эту претензию признать обоснованной. Это были два больших плюса. Но были и минусы, причём вовсе не меньшие. Ибо достоинство державы было поднято за счёт мобилизации и перенапряжения всего ресурсного потенциала страны. А это, в свою очередь, привело к небывалому ранее унижению российской народной «массы» имперским государством и властной элитой. Слава от внешних побед досталась в основном Петру и его ратным сподвижникам. Все они были щедро вознаграждены не только орденами и карьерным ростом, но и огромными имениями. А вся горечь бед, включая гибель миллионов людей и работу на новых бар, легла на народные плечи.

         Правдописец Иван Посошков не был ни открытым бунтарём, ни скрытным диссидентом, ненавидящим государство и тихой сапой стремящимся к его разрушению. Наоборот, будучи представителем низов, он именно от государства ждал защиты и покровительства и своими мыслями и заботами стремился укрепить его мощь и увеличить его богатства. В предисловии к своему труду он пишет: «…Подобает пещися, ежебы елико о собрании казны старатися толико, но ежебы и собранное туне не погибало, и не токмо собранного, но и несобранного прилежно смотреть, дабы даром ничто нигде не лежало и не погибало». То есть у Посошкова речь идёт об обогащении всего государства путём рачительного хозяйствования государевых людей, включающего честное пополнение казны, умное и расчётливое использование имеющихся средств и недопущение халатности и бесхозности в чём бы то ни было.

         На втором месте после государства у Ивана Посошкова стоит народ. Причём на втором – исключительно по порядку, но не по значению. В том же предисловии, сразу после забот о государстве, он поспешно замечает: «…И о всенародном обогащении подобает пещися». И добавляет: «Царственное богатство, ежели бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренними своими богатствы». Богатство государства русский правдописец не отделяет от жизненного благополучия простых людей и, тем более, не противопоставляет их друг другу. Напротив, он то и другое связывает воедино и именно внутренним народным благополучием он, по сути, меряет государственное богатство. По логике Посошкова, богатство государства, отделённое от народного благосостояния, является ложным богатством, то есть тем, что впоследствии получило наименование «потёмкинских деревень».

            На третье место после государственного и народного процветания Иван Посошков поставил в предисловии не что иное, как правду. Но поставил так, как если бы правда являлась не вершиной ценностной пирамиды, а её основанием, прочным базисом человеческого существования. «Надлежит всем нам, - писал он, - обще пещися о невещественном богатстве, то есть о истинной правде… Неправда… в нищету приводит и смерть наводит… А егда правда в нас утвердится, …то не можно царству нашему Российскому не обогатитися и славою не возвыситися». Сказано очень сильно, убеждённо и убедительно. Правда, по Посошкову, и есть наше главное и неиссякаемое богатство. Следовательно, вся наша скудость и нищета проистекают не от наших индивидуальных качеств или внешних обстоятельств, а исключительно от лжи, лукавства и гонения на правду.

           Свою книгу Иван Посошков разделил на девять глав, вобравших в себя всю главную проблематику петровского времени. Да и не только его. За духовностью в ней следуют воинские дела и правосудие. Затем обсуждаются вопросы купечества, художества и разбойников. И завершают труд рассуждения о крестьянских и земельных делах и царском интересе. Размышляя о духовности, Посошков видел в ней две стороны. «В духовном чине, - писал он, - аще будут люди неучёные, …то благочестивая наша христианская вера вся исказится… А аще како в духовности будет строитися, то и во всём народе свет возсияет благоразумия». По Посошкову, от чистоты помыслов и праведных трудов духовенства зависит не только благочестие христианской веры, но и народное благоразумие. Малейший разлад и нестроение в церковной среде чреваты, по его мнению, не только внутренним идейным расколом, но и народным сумасбродством.

             В правосудии Иван Посошков ставит во главу угла именно правду и, сверх того, разумную регламентацию человеческих проступков и мер по противодействию злоупотреблениям. Что касается правды, то в качестве примера судьям он ставит высшего судию – Бога. «Бог правда, - писал он, - правду он и любит… Наипаче всех чинов надлежит судьям правда хранити». Относительно регламентации Посошков писал следующее: «Надлежит для установления самые правды первее строить судебная книга с тонкостным расположением на великие и малые дела, как кои дела решить». В первом случае Посошков настаивает на том, чтобы судья не отступал от правды и в «прямой правде» был подобен Богу. Во втором случае, относительно судебной книги, он обращает внимание государя на то, что именно это дело он должен делать в первую очередь. То есть начинать всё с Судебника.

               В купечестве Ивана Посошкова больше всего беспокоили соперничество, погоня за богатством, чванство и стремление сильных к унижению и разорению слабых. Зная обо всём этом не понаслышке, он писал: «И хорошо бы в купечестве и то учинить, чтобы все друг другу помогали и до нищеты никого не допускали». То есть на первый план здесь выдвигается товарищество, корпоративность и самодостаточность. Совсем по-другому он относился к художеству. «В художниках, - писал он, - аще не будет доброго надзирателя и надлежащего им управления, то… до скончания века будет жить в скудости и в безславии». Художник у Посошкова выглядит личностью талантливой, но беспомощной в практических делах и зависимой от властей предержащих. Будет забота о нём со стороны государя, художник раскроет свой талант, не будет – умрёт в безвестности и нищете.

              Говоря о разбойниках и приводя в пример упорядоченность зарубежных стран, Иван Посошков подчёркивал, что и в России есть места без разбоев, но только там, где «потачки ворам нет». То есть всё зависит не от низов, а исключительно от верхов: хотят они навести порядок, порядок и будет, нет – будет царить разбой и разруха. Эту же мысль он проводит и в отношении крестьянства. «Крестьянское житьё, - писал он, - скудно ни от чего иного, токмо от своея их лености, а потом от неразсмотрения правителей и от помещичья насилия и от небрежения их». Лень он упоминает, по сути, в качестве фигуры речи, а фактическое зло видит в незаинтересованности правителей предметно заниматься крестьянскими делами, попустительстве и, соответственно, в злоупотреблениях не контролируемых властью помещиков.

            О земле Иван Посошков писал с нескрываемой любовью и заботой рачительного хозяина. «А у кого земля собственная, - отмечал он, - то он её расчищает и распахивает и навозом наваживает и год от году и худая земля добреет, такожде и сенные покосы раскашивает и от того царского величества интерес умножается». Радея о собственно царском интересе, он осуждал практику сбора податей, при которой «покушаются с одного вола по две и по три кожи здирать». И увещевал: «Без сомнения могу рещи, еже вся наша великая Россия обновитца как в духовности, тако и во гражданстве и не токмо царская сокровища наполнятца, но и все обогатятца и прославятца».

         Лично у меня ко всему этому добавить нечего. Сам из мужицкого роду - племени, я подписываюсь под каждым словом и преклоняюсь перед подвигом нашего великого и скромного правдоискателя и правдописца, поставившего в конце своего трёхлетнего труда подпись и дату – «правды же всеусердный желатель Иван Посошков 1724-го году февраля 24». Чуть выше он уточнил: «Не себя ради сия писах». Представьте себе смышлёного и неглупого крестьянского мальчика из Подмосковья, выбившегося в люди, ставшего успешным новгородским предпринимателем и в 45 лет вошедшего в «Учёную дружину» Петра I. На склоне жизни, в 69 лет, он бросает всё, садится за свой труд и пишет его три года от руки, корявыми буквами.

            Не исключено, что сам Пётр подсказал Ивану Посошкову идею написания книги. Во всяком случае, именно Петру Посошков посвящает свой сокровенный и рискованный труд, прося у царя защиты от будущих недоброжелателей, которым он вольно или невольно вынужден ради правды и Отечества наступить на больную мозоль. Но в это время 52-х летний Пётр уже был смертельно болен. Книга попала не к нему, а прямиком к недоброжелателям. 27 января 1725 года Пётр скончался. Почти сразу Посошков был арестован и брошен в Петропавловскую крепость, где в 1726 году умер. Так трагически закончилась история взаимоотношений всесильного царя и верноподданного мужика.

            История жизни Ивана Посошкова таит в себе печаль и радость. Печаль кроется не только в личной судьбе русского народного правдописца, доверившегося царю и погубленного царедворцами за холопскую дерзость. Печальна судьба России, в которой спустя 300 лет практически ничего не изменилось. В духовности, воинских делах, судах, бизнесе, культуре, разбое, крестьянстве, земельных и «царских» вопросах всё те же проблемы и те же «достижения». Всё так же мы стремимся достучаться до «царя» и всё так же голос народа царедворцы глушат, а самому мужику прорваться к царю всё труднее и труднее. А уж что касается лжи, то она за триста лет поднялась в рост на такую высоту и набрала такую мощь и густоту, что народную правду из-за неё совсем не видно и не слышно.

             Радуюсь я, разумеется, не этому, а совсем другому. Ведь когда Ивана Посошкова арестовывали и сажали в тюрьму, его должны были изолировать от общества не только физически, но и духовно. То есть арест и заключение должны были распространиться не только на него самого, но и на книгу и на любые клочки бумаги, вызывавшие подозрение в «пропаганде» неугодных знати идей. С Посошковым лукавые царедворцы успешно расправились, а вот его книгу/правду упечь не смогли. Кто-то из придворных уберёг и спрятал её от лихих людей. А потом тайно передал сей труд близким. А те, в свою очередь, хранили её как зеницу ока и передавали из рук в руки. И так продолжалось до той поры, пока не пришли время и возможность предать её гласности. А сегодня она гуляет в свободном доступе в Интернете.

             В этом плане судьба книги Ивана Посошкова вполне сопоставима с «Духовными проповедями» Мейстера Экхарта (1260-1327) и «Философией йоги» Свами Вивекананды (1863-1902). Ни тот, ни другой сами не писали свои речи-прозрения. Их записывали другие и передавали в надёжные руки, сознавая, как и в случае с книгой Посошкова, всю их мудрость и ценность. Экхарт проповедовал идеи общечеловечности и универсальной религии. Вивекананда видел в Веданте и йоге нравственный идеал и путь спасения человечества. Простой русский мужик Иван Посошков своими размышлениями о скудости и богатстве на полвека опередил «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита (1723-1790), опубликованное в 1776 году. При этом Посошков умер в заточении и безвестности, а Смит почил в богатстве и славе основателя классической политической экономии.

              В чём причина такой несправедливости? Как мне представляется, Адам Смит потому-то и стал весьма успешным, что, угождая богатым, он по-крупному лгал и давал им, и только им, рецепт приумножения богатства и власти. Именно богатые и отблагодарили своего небескорыстного радетеля. Посошков же в своём труде делал акцент совсем на другом. Его заботило не столько богатство само по себе, сколько преодоление государственной скудости и народной нищеты. Средство избавления от этих бед он видел в правде, справедливости и общенародном благоденствии. Российской знати это было совсем не нужно, и она, втихую похоронив Посошкова и его труд, во времена Екатерины II восславила чужеземца Адама Смита и благополучно довела богатейшую страну до нищеты и общенародного бунта.

              Либералы назовут Ивана Посошкова утопистом и мечтателем, чем-то вроде русского юродивого. Но это будет хула и ложь. Пройдя путь от самого низа и до самого верха, он знал жизнь всех слоёв русского общества досконально, а Россию в целом чувствовал как самого себя. Он знал правду, писал правду и желал правды, а потому был воплощённым реалистом. Не знаю, что было бы с Россией и всем миром, если бы Пётр I не умер так рано и так стремительно. Если бы он в полном здравии, ясном уме и добром расположении духа принял к рассмотрению труд Посошкова и по достоинству оценил содержащуюся в нём мужицкую правду. Уварен, что и Россия и мир были бы совсем другими.

           Но я историк и хорошо знаю, что история не терпит сослагательного наклонения. Случилось то, что и должно было случиться по объективному ходу вещей. Просто время Посошкова, время для утверждения русской правды, тогда ещё не пришло. Оно и сейчас ещё только брезжит, причём каким-то отдалённым блеском. Но как историк я знаю другое. То, что родилось когда-то в обществе, что в нём живо и не умирает, несмотря на все попытки его умертвить и похоронить, рано или поздно обязательно себя проявит. Сегодня либерально-буржуазные идеи Адама Смита истощились полностью и показали свою историческую ограниченность и социальную несостоятельность. Следовательно, наступает другое время, и требуются совсем иные идеи. И мне почему-то кажется, что русский царь должен воскреснуть в российских правителях, хотя бы для того, чтобы наконец-то восторжествовала простая мужицкая русская правда, правда всеобщей справедливости и всемирного благоденствия.